Читать «Эпидемия мыслебоязни в фантастике» онлайн

О кризисе фантастики кто только не говорил! Оказалось - мы не говорили. Придётся высказаться.

Налицо парадоксальная картина. Книг издаётся много, названий всё больше. Росконовский талмуд-ежегодник все видели - сотни романов, чуть не на порядок больше рассказов; не всякая птица дочитает до середины. Остается радоваться, что наша фамилия начинается на "Б".

Тем не менее за Олди и Крапивина голосуют. Значит, голосуют за имена, а книги читают выборочно - любимых авторов. Конкуренция за читателя идёт страшная. А при конкурентной борьбе побеждает кто? Правильно: самый рекламируемый автор. Качество текстов большой роли не играет - читателя ловят на раскрученное имя.

Пан Шмалько как-то кручинился в докладе, что вот он ждал-ждал, когда количество перейдет в качество, да так и не дождался. Оно и верно: можно долго сидеть у навозной кучи и уповать, что она по мере увеличения станет золотом... Груда текстов - не уран, критической массы не имеет.

Разумеется, в куче однородного (к примеру, текстового) материала известную часть неизбежно составит мусор. Опусы авторов-однокнижников или работы мастеров, сделанные абы как, ради прокорма. Такая ситуация была и в России XIX века. Бестолковой ерунды, вранья, пустопорожних переводов и подражаний издавалось множество; все они по заслугам ухнули в Лету. Попытки воскресить кого-нибудь под крики: "А вот незаслуженно забытый!" обречены - это напрасная гальванизация трупов. Тем не менее эпоха дала миру мощный русский реализм, до сих пор не превзойдённый. Значит, было нечто, способное поднять литературу на уровень образца.

Была идея. И не одна. Идеи - это мысли. Они оживляют тело литературы - текст, - так же, как душа заставляет организм стать из эмбриона - человеком, из биомассы - личностью. Сон души - кома, отсутствие её - смерть.

Мы по профессии врачи; одна из наших задач - постановка диагнозов. Если в каком-либо процессе, в динамической системе возникает кризис - значит, налицо патология. Болезнь какая-то. Её следует опознать и назвать, как демона, по имени; лишь тогда болезнь можно победить, а демона - изгнать.

Взяли мы на анализ несколько сборников, изучили, анатомировали и пришли к выводу - российская фантастика больна мыслебоязнью. Это болезнь страшная и разрушительная - для творческой личности вообще, а для фантастики в особенности.

Во время Второй Мировой в Болгарии судили одного солдата, и на процессе прозвучала фраза: "Подсудимый высказывал мысли, запрещённые законом". Возмутился даже один из депутатов профашистского парламента - мол, до чего же мы дошли, если мысли объявляются незаконными!

Времена изменились. Европа избавилась от тоталитарных режимов, у нас утвердилась свобода. Но смена декорума мало повлияла на отношение к мыслям и мыслящим людям. По-прежнему в широком ходу второй главный вопрос философии, который на всех языках звучит одинаково: "Ты чё, умный что ли?"

Наличие ума и мыслей предосудительно. Казалось бы, свобода должна была положительно повлиять на психику общества и на откровенность писателей, как главных выразителей общественных воплей, восторгов и чаяний. Но инженеры человеческих душ ведут себя, словно куры перед грозой.