Читать «Опрометчивость» онлайн - страница 4

Парис виновато спрыгнула с высокого стула, придвинутого к чертежной доске. Она пригласила Амадео Витрацци выпить с ней в восемь. Оставалось лишь пятьдесят минут. О Боже, она не представляла, что уже так поздно!

Она оглядела просторную комнату, погруженную в неприветливые октябрьские сумерки. Вечерняя мгла заволокла и город, чьим именем ее назвали, что являлось одной из эксцентричных идей Дженни – назвать так странно каждую из трех своих дочерей. Все было бы ничего, если бы в детстве они жили в Лос-Анджелесе, но жить в Париже и называться его именем оказалось столь непосильной ношей для ребенка, что воспоминания об этом до сих пор не давали ей покоя. Лишь только когда ей исполнилось шестнадцать и у нее развилось индивидуальное чувство стиля, она ощутила себя в состоянии жить соответственно собственному имени.

Длинная, расположенная в мансарде студия вместе с маленькой ванной и совсем крошечной кухней стала для нее и домом, и рабочей комнатой, обычно безнадежно захламленной множеством незаконченных и отброшенных за ненадобностью набросков и завалами из образчиков тканей. Но, несмотря на беспорядок, на всем лежала здесь – подобно самой Парис – печать манящего очарования.

Укрепив лампу над чертежной доской, девушка пересекла жилище и торопливо принялась укладывать вельветовые подушки цвета жженого сахара на шаткую древнюю кровать, купленную на те деньги, что Дженни подарила ей на последний день рождения, служившую одновременно и кроватью, и диваном в небогатом мебелью ателье. Пара старинных театральных занавесей, хорошо послуживших на своем веку и вылинявших до потери своего первоначального цвета, были разрезаны так, что часть их стала покрывалом на кровати, а другая, подвешенная на богато украшенном медном стержне, отделяла жилое пространство от «кухни» и ванной. Абрикосовый цвет полуистершейся драгоценной ткани придавал особую интимность жилой части на фоне выкрашенных в белое стен. Большую часть комнаты занимали чертежная доска, рабочий стол, груды подрамников и образчики ее собственных рисунков, где цвета полыхали столь же живо, как у Матисса, среди нарочито нейтральной обстановки.

После долгого дня, проведенного за чертежной доской, когда глаза ее уставали от яркого цвета красок, словно заклинаниями вызванных с палитры, Парис находила отдохновение в том, чтобы вечером погрузиться в почти монохромную обстановку «жилой комнаты». Когда я действительно «сделаю это», размышляла она, тогда у меня появится квартира на бульваре Сен-Жермен, вся в белых тонах (лишь чуть-чуть мерцания хрома и стали), и, может быть, несколько прелестных современных вещиц или античное стекло. Так будет! Во всяком случае, подумала она со вздохом, так должно быть.