Читать «Generation Икс» онлайн - страница 17

Дуглас Коупленд

ЭТНОМАГНЕТИЗМ:

стремление части молодежи жить в районах с преимущественно эмигрантским населением, где принят более свободный и раскованный стиль общения. «Тебе этого не понять, мама, там, где я сейчас живу… там люди обнимают друг друга!»

Все это ради того, чтобы попытаться стряхнуть порчу, оставленную на мне занятием маркетингом, который слишком просто позволял ощущать себя человеком, контролирующим свою жизнь, и в некотором смысле привившим мне чувство недовольства собой. В сущности, маркетинг сводится к тому, чтобы доставить в ресторан говно столь молниеносно, чтобы там посчитали, что получили первосортные продукты. Это в общем-то не созидание, а воровство, но кто признается, что ему нравится воровать?

По существу же мое бегство в иной жизненный стиль не удалось. Я лишь использовал подлинных «подвальных людей» для своих нужд – подобно дизайнерам, эксплуатирующим художников для создания своих прибамбасов. Я ощущал себя мошенником и в конце концов почувствовал себя так плохо, что со мной приключился «кризис пост-юности». Вот тогда-то, когда я дошел до точки, дело приняло «фармацевтический» оборот, и любые утешения оказались напрасными.

КРИЗИС ПОСТ-ЮНОСТИ:

духовный и интеллектуальный крах, наступающий после двадцати лет, часто вызванный неспособностью функционировать вне школы, вне четко заданных, упорядоченных отношений, вкупе с осознанием своего одиночества в мире. Характерная особенность – привычка к глотанию таблеток, даже если ничто не болит.

В ТРИДЦАТЬ УМЕР, В СЕМЬДЕСЯТ ПОХОРОНЕН

Вы когда-нибудь замечали, как трудно разговаривать после трапезы на свежем воздухе в жару? После хорошего жаркого? Дрожащие очертания пальм растворяются вдалеке. Я рассеянно смотрю на лунки своих ногтей, размышляя, достаточно ли в моей пище кальция. История Дега продолжается. Она занимает мои мысли, пока мы едим.

К тому времени наступила зима. Я переехал к своему брату, Мэтью, сочинителю джинглов. Дело было в Баффало, Нью-Йорк, в часе езды к югу от Торонто, в городе, который, как я как-то прочел, был окрещен первым «городом-призраком» Северной Америки: в один прекрасный день в начале семидесятых вся его деловая элита собралась – и была такова.

Помню, я несколько дней наблюдал из окна квартиры Мэтью, как замерзало озеро Эри, и думал, что природа передразнивает меня. Мэтью часто уезжал из города по делам, а я сидел на полу посреди его гостиной с кипой порнухи, бутылками джина «Голубой сапфир», рядом с ревущим стерео, и думал про себя: «Оба-на, каков праздник!». Я был на «колесной» диете – полный стол седативов и антидепрессантов. Они помогали мне бороться с черными мыслями. Я был убежден, что у всех людей, с которыми я когда-то учился, были идеалы, а у меня – нет. В их жизни было больше радости и смысла. Я не мог заставить себя отвечать на звонки; мне казалось, я не способен достичь того животного счастья, что присуще людям на телеэкране, и потому бросил смотреть телевизор; зеркала меня раздражали; я прочел все книги Агаты Кристи; как-то мне почудилось, что я утратил свою тень. Я жил на автопилоте.