Читать «Волчье солнышко (сборник)» онлайн - страница 364

Александр Александрович Бушков

Он сидел ссутулившись. Анне было жаль его, и жаль себя, и жаль еще чего-то, невыразимого в словах, то ли объединявшего их троих и многих других, то ли, наоборот, разобщавшего.

– Я пойду, – встала она. – Поздно уже, домой пора. Гроховский медленно кивнул несколько раз, не поднимая глаз.

– До свидания, – обернулась Анна в дверях.

– Прощайте, Аня, – тихо и твердо сказал он, большой, сильный человек посреди великолепно обставленной квартиры. – Прощайте…

5

– Его нигде нет, – сказала Анна. – Я с утра звонила куда только можно. На работе он не появлялся – подчиненные в растерянности. В больницы и милицию не попадал. Растаял…

– Да бродит он где-нибудь! – Вадим потряс перед грудью сжатыми кулаками. – По старому обычаю российских интеллигентов. Или удрал к жене за моральной поддержкой. Ну что вы, Аня, как маленькая?

– Вадим, что если вы в самом деле верите Астахову даже сильнее нас?

Лицо у него застыло, глаза стали то ли жалобными, то ли пустыми. Уже взявшись за ручку, он выкрикнул:

– Глупости это!..

– Может быть, может быть… – сказала Анна захлопнувшейся двери. Потом подперла щеки ладонями и стала смотреть в стену, покрытую насквозь знакомой сетью трещинок, похожей на карту неизвестного государства. «Давно не белили, завхоза пора шпынять…» – подумала она. Встала. Аккуратно убрала бумаги в стол, вытряхнула пепельницу, спрятала в сумочку авторучку и сигареты. Кабинет стал безликим, как в тот день, когда она впервые вошла сюда.

…Она сидела на скамейке, где совсем рядом недавно услышала от Астахова странные вещи, спокойно и методично, словно уборку дома делала, перебирала, как четки, свое прошлое, свою жизнь, все, что стоило помнить, и все, что неплохо было бы начисто забыть. Лихой рывок на штурм МГУ, больше похожий на бегство, потому что никого не предупредила дома. Неудача и работа на московской стройке. Факультет журналистики. Попытки внести в жизнь какую-то определенность. Ложь по мелочам. Мечтала стать актрисой – не оказалось данных. Хотела стать филологом – не получилось. Все наши, бесцельные на строгий взгляд постороннего, поступки тем не менее ведут к какой-то цели, так ради чего же были все метания, шалые выходки и категоричность в непоследовательных суждениях?.. Хотелось быть гордой, отчужденной. Не выходило. И заманчиво быть киплинговской Кошкой, и страшно повторить судьбу матери – одна с детьми, без мужа… Да и трудно разыгрывать Кошку, когда ты замужем, на серьезной работе, вынуждена считаться со многими установлениями и условностями, о репутации своей заботиться. В студентках еще можно было поддерживать образ, гулять «самой по себе» и гордо не обращать внимания на «мненья света». Но не теперь. Жестокое и мучительное противоречие – она стремилась быть Кошкой, называла себя ею, но чувствовала, что мало в этом истины, – жизнь поминутно одергивает, напоминает о благоразумии, выставляет запрещающие и предупредительные знаки, загоняет в наезженную колею, и ты вынуждена подчиняться, подыгрывать. И именуй себя как угодно, той, кем ты хочешь быть, тебе не стать, пока жизнь катится по наезженной колее. Как он сказал тогда? Ну да, тихо делать карьеру, машину купят, в гости будут ходить, умные разговоры вести… Но приснится ли еще хоть раз багряно-золотой сон, невесомый, как дым костра, и яркий, как витраж? И будет в тебе копиться своя, тайная, никому, кроме тебя, не известная ложь… Убаюкаешь ее, поглубже загонишь, не ты первая, не ты последняя, живем не хуже других, как все…