Читать «Лунные маршалы (сборник)» онлайн - страница 41

Александр Александрович Бушков

Легонько стукнула дверь.

– Ваш ключ, мистер Геспер, – сказал старик.

Савин лениво обернулся. Импозантный сухопарый джентльмен из тех, что довольно долго и устойчиво выглядят не более чем на пятьдесят. Безукоризненная черная тройка, булавка с жемчужиной в темно-синем галстуке. Итак, один из двух отпадает – мистер Герберт Геспер, как успел прочитать Савин, начальник отдела некоей лондонской частной торговой фирмы «Смизерс и сыновья».

Вот только что он здесь делает? Может быть, интересы Смизерса с чадами простираются и на Инвернесс, а может, он здесь родился и отдыхает после трудов праведных – какое это имеет значение?

Постучать в номер к тому, второму, попросить, скажем, спички? Нет, и это довольно примитивный ход. Как бы там ни было, Гралев мог уехать из Монгеруэлла только сюда…

На корректный поклон Савина Геспер ответил столь же корректно и удалился вверх по лестнице умопомрачительно светской походкой.

Савин вошел в свой маленький номер, чистый той самой стандартно-безликой чистотой отелей и гостиниц, от мыса Нордкап до Новой Зеландии, которую терпеть не мог. И сразу постарался разрушить ее, обжиться – повесил в шкаф одежду, разложил на столике и в ванной всякие мужские мелочи, достал и без особой необходимости проверил аппаратуру. Было удручающе тихо, простучала за окном тележка, запряженная одной лошадью, и снова наступила тишина. И серое небо над узкими острыми крышами.

Он лег на кровать, положил рядом блестящий пенальчик «Стилоса». Курил, глядя в потолок. Потом тихо сказал:

– Здравствуй, родная. Пишу из ужасной глуши – северо-западная Шотландия на этот раз, края непуганых эльфов у границы Инвернесса и Аргайла.

«Стилос» едва слышно засвиристел, из прорези выполз белый язычок бумажной ленты, исписанной размашистым почерком Савина.

Никакой романтически-тягостной истории в прошлом, ничего несбывшегося – адресата у письма не было. Просто… Просто те, кто придумал некогда исповедь, знали, что делали. Современный атеист, отринув бога, отринул заодно и исповедь, но довольно быстро сообразил, что потерял очень многое, утратил возможность выговориться перед другим человеком и снять с души груз, немалую подчас тяжесть… А разве одни лишь преступления, злодеяния лежат на душе тягостным грузом?

Словом, человек, который за годы странствий встречал сотни, тысячи людей, может со спокойной совестью поселить среди них одного выдуманного исповедника, чье лицо, если постараться, даже смутно припомнится, как лица сотен случайных знакомых; в реальном полузабытом многолюдье, череде прошлых встреч и разговоров уютно будет чувствовать себя насквозь вымышленный адресат, про которого к тому же вспоминаешь редко, очень редко… Но почему бы не написать ему, коли он вспомнился, и времени свободного хоть отбавляй?

– Вот я и побил все рекорды, – сказал Савин. – Десять фильмов за последние четыре года, и не какая-нибудь халтура. Неплохо, верно? И Золотое Перо, которое, как любая регалия, волнует всего несколько минут – пока длится вручение. И дороги, дороги, отели, города, люди, встречи. И – вперед, вперед, вперед! Так быстро и так долго, что иногда кажется, будто погоня за целью и стала самой целью, давно. Слава богу, в этой погоне мы щадим других, мы не щадим только самих себя. Мы не можем жить иначе, нам нравится так жить, и представить другую жизнь мы не в состоянии. Бойтесь желаний своих, ибо они сбываются. И потому возникает неразрешимый вопрос: что лучше – несколько желаний, которые могут исполниться, пусть после долгих трудов, или одно, заведомо невыполнимое? Так что же? Может быть, это не тот вопрос, которым стоит задаваться. Скорее всего, так. Есть другие вопросы, более важные. Но как быть с тем, что мы живем так, будто постоянно ожидаем чего-то? Все время ждем. Вот придет апрель, и можно будет ехать на съемки. Вот придет сентябрь, и выйдет новый фильм. Вот придет декабрь… Вечное ожидание, в котором песком сквозь пальцы протекает, уходит день сегодняшний, не оставляя памяти и следа. И ведь не хотим мы другой жизни; дай нам ее, иную, – честное слово, мы заскучаем, не будем знать, что с ней делать…