Читать «НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 9 (1970)» онлайн - страница 36

Еремей Парнов

Конечно, все ребята были немножко влюблены в Юлю, все «распускали» перед ней павлиний хвост. Для нее историк тревожил память о хеттах, артист перевоплощался в Пастернака и Матвееву, а журналист вспоминал свои встречи с королевами. И даже инструктор, молчаливый Борис, студент географического, тоже обращался к ней, показывая достопримечательные красоты. Глядел на нее в упор и не замечал, как вертится возле него Муська на привалах, заботливо наполняя его миску с верхом, наливая третью кружку какао.

Все взгляды скрещивались на Юле, все острые словечки летели к ней. Она чувствовала себя как на сцене, в фокусе взглядов, взволнованная, напряженная, радостная. И от общего внимания становилась еще живее, еще острее, еще красивее. Так было всю неделю, вплоть до финиша, когда они выстроились над пристанью, сложив у ног опустевшие рюкзаки, сырые от брызг, росы и пота. Борис отдал рапорт начальнику турбазы, подавальщица пошла вдоль шеренги с подносом компота, и тут какая-то горе-туристка из числа побоявшихся похода принесла Юле телеграмму, еще потребовала станцевать. Юля, подбоченясь, притопнула три раза, отклеила присохшую ленточку и прочла: «Торопись, можешь опоздать…»

У ребят тоже испортилось настроение из-за того, что Юля их покидала. Все пошли провожать ее на рейсовый автобус за четыре километра, Все записали ее адрес, обещали навещать в Москве. Журналист занял ей место в автобусе, историк сказал что-то возвышенно-латинское, артист обещал пропуск в Художественный, а Муська расцеловала ее в обе щеки раз десять… и все ребята смотрели завидущими глазами, И стояли, и махали, и кричали, пока автобус не выехал на лесную дорогу, пыля и переваливаясь на ухабах. Еще некоторое время, на прямом булыжном шоссе и даже на станции возле кассы Юля была с ребятами, если не мыслями, то настроением. Как-то не сразу тревожная телеграмма вытеснила бодрость из ее души. Но в поезде в перестуке колес она уже слышала только одно: «Торопись, торопись, торопись!»

Пожалуй, нельзя так уж винить ее, что не сразу перестроилась. Отец был для нее чужим человеком. Он ушел из семьи, когда девочке было четыре года, с тех пор Юля видела его раз или два в году. Свидания эти были всегда натянуты и скучны. Отец неумело расспрашивал девочку об отметках и подругах, она отвечала односложно, нехотя, не желая откровенничать с малознакомым, «посторонним» отцом. Ни подарков, ни конфет отец не приносил никогда. Много позже Юля узнала, что так они условились с мамой. Юлина мать не хотела, чтобы отец превратился для девочки в праздничного Деда-Мороза, источник удовольствий в отличие от будничной мамы. И до свиданий и после мать неустанно твердила Юле, что папа избрал себе в жизни легкую долю, посиживает себе в лаборатории, после пяти вечера свободен, раз в месяц присылает денежки, вот и вся забота, И когда в жизни что-нибудь не ладилось, мама всегда говорила: «Если бы твой папа был человеком, заботился о нас, как муж и отец…» Даже, когда отчимы обижали маму (первый пьянствовал, второй был хитроват и скуп), она твердила, всхлипывая: «Если бы твой папа был настоящим человеком…»