Читать «Качели. Конфликт элит или развал России?» онлайн - страница 438

Пионтковскому могут быть чужды альпинистские смыслы метафоры «крюк», близкие тем слоям советского общества, которые страстно откликнулись на песни Высоцкого:

Надеемся только на крепость рук, На руки друга и вбитый крюк. И молимся, чтобы страховка не подвела.

Но он не может не понимать, что за пределами узкого рафинированного интеллигентского круга у данного образа существует именно такой контекст. Навязать образу противоположное значение, конечно, можно. Но не без издержек для реноме. В том числе, для реноме в очень узкой группе почитателей, которая и так готова ненавидеть все, что в чем-то не соответствует ее собственной субкультуре.

Но Пионтковский не для этого узкого круга пишет. Он почему-то вдруг решает заняться не своим делом. Дело это несимпатичное. По зову сердца им не занимаются. Бандитская журналистика (она же «черный пиар») — удел хорошо оплачиваемых профи. Тех, кому правила, нормы (не дай бог — принципы!) — чужды и отвратительны. Пионтковский — не из этой когорты. Что (или кто?) побуждает уподобляться известным черным пиарщикам? Сами эти пиарщики? Их хозяева? Кто-то третий?

И что же все-таки так задевает в статье Черкесова? Что и кого? Если мы поймем — что, то можно точнее ответить и на главный вопрос — кого. А это и значит, что мы продвинемся в понимании устройства некоего интересующего нас конфликта, названного нами «качели».

Что же по сути делает Черкесов?

Он ведь не публицист — он высокое должностное лицо.

И вот это должностное лицо заявляет, что оно является носителем некоего «классового» (корпоративного, квазикастового — в любом случае, макрогруппового) начала. При этом данное лицо подвергает критике сложившуюся практику классового поведения, показывая, что эта порочная практика несовместима с претензией класса на властную роль.

Сложившуюся практику лицо вежливо именует «невоинской». Ее также можно назвать «хватательно-кусательными рефлексами». Лицо критикует рефлексы. Обладатели рефлексов должны по этому поводу начать рычать. Но почему рычит Пионтковский?

Кроме того, лицо выходит за бюрократические рамки, предполагающие, что начальник вообще и принадлежащий к данной группе в особенности должен мычать, блеять, а также перечислять достижения своего ведомства. Желательно в такой суконной форме, чтобы никто не мог ни на что реагировать.

Согласитесь, не в интеллигентских — сколь угодно диссидентских — правилах беситься по поводу нетипичного поведения представителя правящего класса. Особенно, если это поведение носит некомплиментарный по отношению к классу характер.

Но ведь бесятся! И как! Одних кошек, потерявших желанный для них кетамин, для такого бешенства явным образом недостаточно.

Разбираясь с этой странностью, надо что-то взять за отправную точку. Что же?

Беспрецедентность статьи В.Черкесова фиксируется, вне зависимости от отношения к автору и статье, во множестве высказываний. Внутри этого разнородного массива высказываний (от Хинштейна и Соловьева до Пионтковского и Латыниной) есть только одно консенсусное утверждение. Суть его в том, что по отношению к «сословной норме» появление такой статьи нетипично.