Читать «Молодо-зелено» онлайн - страница 7

Александр Евсеевич Рекемчук

А сейчас, по зимнику, идут на Курью машины. До Курьи отсюда тридцать шесть километров. К концу рабочего дня машины проследуют обратно — на Джегор. К концу рабочего дня все они будут попутными. И тогда садись на любую.

Все это отлично понимал Николай Бабушкин. Но теплее ему от этого не становилось. И ожидание не делалось от этого менее тягостным. Он выделывал на снегу развеселые коленца, чтобы согреть ноги, драил рукавицей щеки и, оттопырив длинное ухо шапки, все прислушивался…

Но слушать было нечего. Только изредка мягко ухала — снег в снег — белая пена с деревьев. Только посвистывали в лесу зимние пташки. А потом и они примолкли, угомонились, сели спать.

Кануло солнце в лесные сугробы. И сразу надвинулись сумерки.

И тогда над кромкой леса взметнулись светящиеся бивни. Бивни то наклонялись, пронзая мглу, то вздымались, подбрасывая ее кверху, то резко поворачивались, отшвыривая мглу в сторону.

Грозный рев снова потряс тайгу. Два ослепительных глаза прожгли чащобу. Трехтонный самосвал вынесся из-за поворота, на этот раз слева.

Николай шагнул на дорогу и поднял руку. Дико взвизгнули тормоза. Машина юзом прошла еще несколько метров по снегу и замерла.

— Ну? Чего? — приоткрыл дверцу водитель.

— До Джегора… — объяснил Николай.

— Садись! — гаркнул водитель, распахивая другую дверцу.

— Сейчас… — Николай побежал прочь от машины.

— Куда?! — Водитель выругался.

— Лыжи… — пояснил Николай, выдергивая из сугроба обшитые оленьей шкурой голицы.

— Лыжи!.. — передразнил водитель.

Он просто кипел от злости. И его машина дрожала от ярости.

Николай забросил лыжи в кузов самосвала, залез в кабину, торопливо захлопнул дверцу.

Водитель еще раз выругался и, с омерзением, будто давя гадюку, наступил на педаль.

Машина взвыла, рванулась с места.

Навстречу ветровому стеклу, мимо боковых створок понеслась тайга. Вся в снегу, вся заиндевелая, сумрачная, вечерняя. Она вплотную подступила к дороге и даже нависла над ней: кренились над трактом могучие ели, гнулся дугой березовый ветровал, налегал бурелом. И на всем этом — на павших стволах, на распластанных ветках — громоздились сугробы. И было похоже, что с обеих сторон дороги, уставив на дорогу морды, протянув к дороге лапы, лежат белые чудища. Они лежат, замерев, сгорбатясь для прыжка, но прыгнуть не смеют: куда грознее их самих несущееся глазастое страшилище…

— С Курьи? — завел разговор с водителем Николай Бабушкин.

В ответ на это водитель полез в карман телогрейки, пошуршал в кармане, извлек оттуда папиросу, размял ее как положено и сунул в рот — все это одной рукой, а другая рука на баранке.

Себе самому достал папиросу. А ты, мол, свои закуривай.

Машина неслась по тайге.

— Кирпич вез? — продолжал беседу Николай.

В ответ на это водитель полез в карман штанов, пошуровал в кармане, извлек оттуда коробок спичек, открыл коробок, достал из коробка спичку, чиркнул ею, поднес огонек — все это одной рукой, а другая рука на баранке. И глаза неотрывно глядят вперед.

Красиво едет.

— Давно шоферишь? — спросил Николай.