Читать «Империя ГРУ. Книга 2» онлайн - страница 32

П. И. Ивашутин возглавлял военную разведку дольше всех — практически четверть века. Человеком он был незаурядным, о чем свидетельствует его биография. Родился Петр Иванович Ивашутин 5 (18) июня 1909 г. в Бресте в семье железнодорожного машиниста. Его юные годы прошли в Иваново-Вознесенске, где он работал слесарем и бригадиром на ряде промышленных предприятий. В 1930 г. он вступил в ВКП(б), а в 1931 г. его призвали в армию и направили в Военную школу летчиков, которую он окончил в 1933 г. Следующие четыре года Ивашутин занимал ряд командных должностей в авиационных частях, а в 1937 г. его отправляют учиться на командный факультет Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского. Однако он успел закончить только два курса, так как в 1939 г. по решению ЦК ВКП(б) его послали на работу в органы государственной безопасности.

В 1939–1940 гг. сотрудник военной контрразведки Ивашутин участвовал в советско-финской войне, а во время Великой Отечественной войны, будучи руководящим работником Особого отдела (потом контрразведки «СМЕРШ»), воевал на Закавказском, Кавказском, Крымском, Северо-Кавказском, Юго-Западном и 3-м Украинском фронтах. После войны Ивашутин служил в Южной группе войск, Группе советских войск в Германии и войсках Ленинградского ВО. В 1951 г. его перевели в центральном аппарат КГБ при Совмине СССР, где он занял должность первого заместитель председателя, члена коллегии КГБ. А в январе 1963 г., как уже говорилось, его назначили начальником ГРУ ГШ.

Яркий портрет Ивашутина нарисовал в своих воспоминаниях бывший начальник польской разведки генерал-полковник Чеслав Кищак:

«Генерал армии Петр Иванович Ивашутин человек интересный. Среднего роста, крепкого спортивного телосложения, выносливый. Он был значительно старше меня. Когда мы были с женами в Омулеве на Мазурских озерах в Польше, то моя жена, которая могла бы быть его внучкой, не могла с ним конкурировать во время езды на велосипедах.

Он начинал свою карьеру военным летчиком и дослужился до командира эскадрильи истребителей. Потом была авиационная академия в Москве. Это был период самых больших чисток в армии 1937–1938 гг. Большие чистки произошли также в контрразведке, а там, естественно, нуждались в командирских кадрах. Именно тогда его, настоящего летчика, перевели из академии на должность шефа контрразведки корпуса. С началом войны он возглавил контрразведку одной из армий. Потом стал руководить контрразведкой фронта. Деятельность его проходила на южных фронтах у генералов Малиновского и Ватутина. В заключительной фазе войны (Балканы, Австрия) он был у маршала Федора Толбухина. Я время от времени шутил: мол, это он меня освободил в Вене (во время войны Кищак находился на принудительных работах в Германии и в Австрии. — авт.).

После войны Ивашутина назначили заместителем шефа контрразведки Советской Армии. На этом посту и застала его смерть Сталина. Тогда Ивашутин вдруг обнаружил, что никто им не интересуется. Секретарша перестала приносить ему служебную почту (только газеты), никто ему не звонил, никто с ним никаких дел не решал. Приходил на работу ровно в восемь, выходил в три и… ждал ареста. Но однажды его вызвали в ЦК и предложили пост заместителя председателя КГБ. Повышение, и еще какое.

Ивашутин говорил мне, что до сих пор не знает, почему в течение нескольких недель был отстранен от работы, как не знает и того, почему его назначили на этот высокий пост.

Когда разразился скандал с Пеньковским, то выяснилось, что много высших офицеров Советской Армии, в том числе и маршалы, были коррумпированы или недостаточно бдительны. В этом, наверное, загадка отстранения Ивашутина.

Афера Пеньковского нанесла страшные потери Советскому Союзу, и чуть ли не закончилась третьей мировой войной. Глава военной разведки, одиозный генерал Серов, был разжалован с генерала армии до генерал-майора и направлен на второстепенную должность на Дальний Восток, а на его место назначили Ивашутина, который на этом посту побил все рекорды, пробыв на нем с 1962 по 1984 г.

Ивашутин был большим барином. По-разному о нем говорили. И как о сатрапе, и как о держиморде, и как о человеке беспомощном. Я этого о нем сказать не могу, потому что в отношении меня он был всегда корректен, тактичен и доброжелателен.

Голова у него работала отлично, как компьютер. Иногда удавалось перевести разговор на тему Афганистана, и он начинал оперировать фамилиями вождей племен, различиями между ними, кто на ком женат, чья дочь за какого вождя была выдана. И все сходилось. Я несколько раз это проверял.

Был случай, когда, спровоцированный Ярузельским, Ивашутин начал сыпать тактико-техническими данными крылатых ракет. Я записал, а потом проверил. Опять все полностью сошлось.

Он был сообразительным, способным, инициативным и очень уверенным в себе, хорошо знал себе цену. Когда ему сменили три звездочки генерал-полковника на одну большую, я поздравил его с этим повышением. Ивашутин же отреагировал своеобразно, сказав, что если бы он не перешел в контрразведку, то пошел бы гораздо дальше. Звание генерала армии было, по всей вероятности, для него недостаточным.

Особенно он начал импонировать мне после одного разговора. Это было в конце 70-х гг., во время ужина, устроенного им в мою честь.

Хочу заметить, что его бабка была полькой, он даже немного говорил по-польски. Особенно любил рассказывать, как после освобождения советскими частями Ченстоховы ксендз в проповеди (это Ивашутин повторял уже по-польски) говорил: „Матерь Божия Ченстоховская, помоги польскому солдату добить гитлеровскую бестию в Берлине, а русским — уж как захочешь“. При этом ксендз пренебрежительно махнул рукой. Ивашутину это страшно нравилось. Я говорю ему:

— Знаете, товарищ, поляки в своем подавляющем большинстве верующие люди. Даже коммунисты, которые, ложась спать, когда их никто не видит, тихо произносят молитву. И все поляки одну из молитв произносят за здоровье и благополучие вашей группы войск в ГДР…

Он сразу стал серьезным и говорит:

— Чеслав Янович, а ты уверен, что эти наши части в ГДР могут быть гарантом безопасности вашей границы?

На это я ответил, что вся наша политика на этом основана. Последовал ответ, что он не был бы столь уверен. Я спрашиваю: „Как это?“. „Представь себе, — продолжал Ивашутин, — такую ситуацию, что Польшу в результате какого-то военного катаклизма поделили пополам и граница проходит по Висле. Польша разделена на Восточную и Западную. Обе противостоят друг другу, но одновременно взаимно тянутся к объединению, так как разделение искусственное. То же самое ГДР и ФРГ. А теперь представь себе, что однажды, под влиянием какого-то заговора, а это уже было, на улицу выйдут бабы с детьми и начнут разбивать Берлинскую стену, ломать заграждения на Эльбе… Ты что думаешь, мы выведем танковые дивизии и будем в этих женщин стрелять? Не те времена! Во время войны мир восторгался, когда мы убивали немцев, и чем больше, тем громче кричали „браво“. Сейчас, если бы мы убили даже одного немца, весь мир выступил бы против нас. И так будет. Эта граница и стена будут уничтожены. Де-факто Германия объединится, и в определенное время сложится такая ситуация, при которой в Западной Германии будут американские, французские и английские дивизии, а в Восточной — советские.

А затем объединенная Германия захочет избавиться от чужих войск. А так как содержание этих войск стоит дорого, то немцы выставят и нас, и их. После этого вам придется рассчитывать только на себя“.

Эти оценки и выводы Ивашутина испортили мне настроение, хотя и отнесся я к ним лишь как к отвлеченным предположениям…

Вернувшись в Польшу, я проинформировал об этом разговоре генералов Ярузельского и Сивицкого, а также рассказал нескольким близким друзьям. После того как рухнула Берлинская стена, я рассказал об этой удивительной беседе нескольким высокопоставленным чиновникам боннского МИДа и Геншеру. Для них это было полной неожиданностью.

Сегодня все это выглядит как само собой разумеющееся. Но тогда для нас было аксиомой, что любое нарушение равновесия, особенно на территории ГДР, грозит опасным взрывом в глобальном масштабе, с вполне предсказуемыми последствиями для Польши, ее западных границ, тем более что уже тогда их ставили под сомнение…».