Читать «Спикосрак капитана Немова» онлайн - страница 77
Александр Етоев
– Фанера, – прошептал дядя Коля. – Покрашена под кирпич. – Он поддел край фанеры своим измерительным инструментом, и тонкий фанерный лист свободно отделился от камня. За ним виднелся неширокий проём, вполне достаточный, чтобы пролезть в него человеку. Просунув в пустоту руку, дядя Коля хмыкнул, довольный: – Лесенка из железных скоб. – Затем он сунулся в проём головой: – Вроде, какой-то свет. Тусклый, будто из щёлки.
– Все, Игнатьич, отойди, я полезу. – Капитан Немов оттеснил дядю Колю в сторону и осторожно полез в проём. Через минуту снизу раздался шепот: – Вниз, по одному, только быстро.
Мы по очереди спустились вниз и стояли теперь, прижавшись друг к другу, в тесной нише, завешанной какими-то тряпками. От тряпок пахло духами и нафталином. Стенки ниши, там, где стояли мы, были каменные; дальше, там, где висели тряпки, почему-то были из дерева.
– Мать честная, да это же мы в шкафу! – догадался вдруг дядя Коля Ёжиков.
Теперь я понял, что это висели за тряпки. Это были пальто и платья. И потому от них воняло духами, что все они были женские.
Наконец до меня дошло. Мы были не где-нибудь! Мы через фальшивую печную трубу попали в комнату к Вере Павловне, нашей соседке, и пребывали в настоящий момент в ее платяном шкафу, нюхали ее нафталин и прислушивались к звукам снаружи.
Главным звуком было прерывистое гудение, будто в комнате работал прибор, что-то наподобие бормашины. Еще слышались жалобное потявкиванье, приглушенное, со слезой, мурлыканье и какое-то вроде бы подвыванье. Затем снаружи щелкнул дверной замок, и в комнату ворвались два голоса. Один из них принадлежал Севастьянову, другой – Сопелкиной.
– Сегодня главный день моей жизни, – восторженно говорил Севастьянов, глуша голос неизвестного аппарата, того, что производил гудение. – Сегодня моя дорогая, моя бесценная, моя искусственная пиявка, над созданием которой я трудился не разгибая спины вот уже, считай, десять лет, наконец-то обретет жизнь…
– Как же, жди, – перебил его голос Сопелкиной. – Было уже с банками-невидимками…
– Молчи, женщина. Ради этого счастливого дня я прощаю тебе и твое предательство, и твою глупость, и твой злой язык, и вчерашние пережаренные котлеты. Даже этих двух твоих придурков соседей прощаю, потому как есть теперь кем их заменить. Эй, мальчик, – голос Севастьянова стал иным – торжественным, глубоким и сильным; обращался он уже не к соседке, а к кому-то другому в комнате, – разве ты не рад выпавшему тебе счастью? Подумай только! Благодаря тебе люди получат то, о чем мечтали с древних времен, – мою искусственную пиявку. Вот я тебя ножичком сейчас немного чик-чик, ты даже и не заметишь, так это будет приятно. А потом – моей пиявочке, по кусочку: сперва печень, потом почечку, потом мозжечок. Понемножку, чтобы без перебора; она же у меня еще ма-а-ленькая, ей помногу нельзя.