Читать «Спикосрак капитана Немова» онлайн - страница 28

В те далекие времена, о которых ведется речь, чердаки были не такие, как нынешние. На чердаках вывешивали белье, здесь держали всякую всячину, необязательную в повседневном быту, – массивные чугунные рамы от дореволюционных швейных машинок «Зингер», детские коляски с плетеным верхом, спинки от кроватей с зеркальными навинчивающимися шарами или толстыми зелеными шишками и так далее и тому подобное. Чердаки запирались на ключ, ключ был общий, в каждой квартире свой, и хранился у ответственного лица, пользующегося особым доверием населения коммунальной квартиры. У нас в коммуналке таким лицом считалась Сопелкина, хотя какое может быть к ней доверие, когда я собственными глазами видел, как Сопелкина у соседа Клюквина воровала на кухне спички.

Мы стояли возле обитой железом двери, ведущей на наш чердак. Одна половинка следа была по эту сторону двери, другая была по ту. Легонький луч фонарика прыгал по облупившемуся железу, натыкаясь то на сонного паука, склонившегося над мертвой мухой, то на странные уродливые каракули, нацарапанные на железе гвоздем. «Режу и пилю по живому», – прочитали мы с трудом одну надпись. «Дети и инвалиды без очереди», – нацарапано было ниже. И подписано: «Доктор С».

Мы со Щелчковым переглянулись. Сразу захотелось назад – к шашкам, к «Человеку-амфибии», к свету, к маминому теплу. Василий, должно быть, понял, что настроения в отряде упаднические – пораженческие, можно сказать, настроения. В глазах его читалось презрение. «Ну что еще можно ждать от этих слабовольных существ, считающих себя вершиной творения! – говорили его глаза. – Чуть запахло пустяковой опасностью, и они уже – фьюить – и в кусты! „К шашкам, к маминому теплу“! А подвиги? А доблесть? А слава? Эх, вы, а еще друзья!»

Я схватился за ручку двери. В уголке моего сознания все же теплилась слабенькая надежда, что дверь на чердак заперта, но надежда не оправдалась. Дверь легко пошла на меня, я даже сил почти не прикладывал.

На чердаке было довольно светло. Полосы вечернего света, проникающего сквозь маленькие окошки, разгораживали чердак на части: темное, перемежаясь со светлым, придавало пространству строгость. Словно снасти флибустьерского корабля, воздух оплетали веревки; на них дремали, свесив хвостики вниз, разнокалиберные стайки прищепок. Белье, по случаю вечерней поры, было снято до последних подштанников – чтоб не сперли и чтобы не пересохло.

Привидениями здесь вроде не пахло – только пылью и деревом от стропил. Наши страхи понемножечку успокоились. Щелчков уже насвистывал песенку, а я, для пущего поднятия настроения, сорвал с веревки бельевую прищепку и незаметно нацепил ему на нос. Щелчков заметил, но не обиделся. Прищепку однако снял.

Кот Василий, как попал на чердак, так сразу же куда-то запропастился. Лишь порой из неожиданных мест доносились его воспитанное ворчанье или мелкий сентиментальный хруст то ли птичьих, то ли мышиных косточек. Зря времени он, видимо, не терял.

Я даже поначалу забыл, зачем мы сюда явились, охваченный печальным очарованием полутемного вечернего чердака. Из состояния отрешенности и покоя меня вывел практичный кот.