Читать «Ночь, придуманная кем-то» онлайн - страница 28

Александр Щеголев

Мама Александра.

Молодая, непривычная. Лет, наверное, двадцати пяти. Вроде Жанны. Красивая, ужасно похожая на ту маму, которая улыбалась в семейном альбоме — там, где с маленьким Игорем на руках. Только… только голая!!! Она сидела в позе «лотоса», изящно воздев руки к небу ладошками вверх, закрыв глаза, почти как индийская богиня. Она сидела передом к объективу, распахнутая настолько, что скулы сводило от неловкости. Мальчик пялился в трепещущий перед ним кусок картона, не в силах оторвать взгляд. Что это? Зачем это? Ощущение нереальности происходящего на мгновение отключило разум.

И тут ожила входная дверь. Стрельнули замки, чмокнула дерматиновая обивка. Юный взломщик бросил фотографию обратно, в панике озираясь. Исчезнуть, раствориться, стать невидимым… Скорее — куда? Он метнулся к креслу, забыв, что оно — то самое. Кресло располагалось спинкой к стене, однако никогда не стояло вплотную. Оно было откидным, как в самолете — современнейшая конструкция, — поэтому сзади оставалось чуть свободного пространства. Спинка была наклонена, кроме того, с одного бока прижимался диванчик, с другого — столик и торшер, так что между креслом и стеной получалось что-то похожее на домик. Пару лет назад, когда мальчик был еще маленьким, он забирался туда ради интереса — посидеть, поразмышлять о жизни. Правда, с тех пор он слегка подрос… Толкнуться ногами в пружинящий диван, стараясь не громыхнуть кассетами, тихонько протиснуться в узкую пыльную щель, и секунды звенящего ужаса останутся снаружи. Скорее… Детский тайник принял гостя — места хватило. Только пригнуться надо пониже. Встать на четвереньки. И скорчиться, притянув колени к подбородку…

Из прихожей неслись звуки. Стучали о линолеум снимаемые сапожки, шелестел плащ, шумно укладывался на просушку зонтик. Бэла. Так быстро вернулась, зараза. Мальчик устроился поудобнее, лихорадочно соображая, во что же он такое влип. Да, влип круто, очкарик! Ночуй теперь тут, идиот, жди, пока Бэла заснет… Звуки между тем изменились. Что-то вдруг гулко бухнуло, раскатистой волной прокатилось по квартире. Будто по железу ударили. И тут же бешеный голос хозяйки пронзил пустоту:

— Поз-з-най себя! Мясники, мудачье косолапое!

Ага, Бэла сердилась. Очевидно, влепила чем-то в бронзовую надпись на стене. Затем пошлепала босиком по коридору, надрывно бормоча:

— Ой, мерзавцы… Ой, мудачье…

Дошлепала до кухни, и звуковой фон сразу возобновился — грохот, звон, вопли. Там откровенно швыряли посуду. Не только металлическую, но и, кажется, фарфоровую. Жуть, как же из этой ловушки выбраться?.. Хозяйка вскоре покончила с кухонными делами и возвратилась, отчетливо всхлипывая на ходу. Свернула к себе в кабинет. Оттуда выплеснулась очередная порция шумов: истерика благополучно продолжалась. Теперь Бэла швыряла что-то бумажное, мягкое. Она бессильно стонала: «Сво-олочи! Сво-олочи!» — низко, утробно. У нее вообще был фирменный голос — сочный, как у оперной певицы. Знаменитый голос. Когда она вещала на публику, форсируя громкость, даже мурашки по коже бегали.