Читать «Журнал "Вокруг Света" №8 за 2005 года» онлайн - страница 16

Шлюзовой «Сезам» — Старушки, дыни и платки — Диалог поколений на Мамаевом кургане — Сикейрос о России — «Нецарский» Царицын

Евгений Рейн: Нет в мире большего удовольствия, чем просто сидеть в шезлонге на верхней палубе. Можно при этом читать книгу, можно болтать с соседями, но лучше всего просто глядеть на реку, на проплывающие навстречу корабли, баржи (самоходные и на буксире), на катера и лодки, бакены и мосты и, конечно же, на шлюзы. Шлюзы — это и есть самое интересное во время плавания зрелище. В смысле — интересно не то, как корабль, войдя в каменный мешок, качается на плавных водных качелях: то скрываются, то вновь обнажаются неприступные, словно в скандинавском замке, ворота (ныне все шесть волжских шлюзов, которые мы прошли, увы, находятся в плачевном состоянии, впечатление такое, что ими никто не интересуется уже как минимум лет пятнадцать: с башни одного из них так и не удосужились спустить алый стяг), — хотя и от этого захватывает дух. Самое главное — шлюзы создают уникальную для волжского путешествия атмосферу тайны. Ведь на равнинной реке смена «картин» так замедленна, что каждый следующий вид открывается и входит в тебя задолго до того, как развернется на переднем плане. Всегда известно, что там, впереди. А шлюз — как интригующая пауза. Не видно, неизвестно — какая она, река, там, за стеной. И напряженно ждешь, когда «сезам» откроется…

За первым шлюзом обнаружилась пристань Черный Яр. Я сошел на берег размяться. Три колоритные — как сейчас из народной сказки — старушки на скамейке у воды, одетые в совершенно одинаковые, популярные, насколько я помню, в семидесятых, плащи из болоньи, торговали аккуратно связанными платками из козьего пуха. Как выяснилось, все, что может дать человеку коза, составляет здесь основу жизни.

Еще могу доложить, как обстоит в приволжской провинции дело с продуктами. В Черном Яре, «крупном садово-огородном совхозе, где выращивается лучший сорт дынь» (путеводитель «По рекам, озерам и каналам СССР» за 1933 год), в 2005 году имеются: один вид вареной колбасы, горчица в тюбиках, дешевая водка (пол-литра — за 52 рубля), черный хлеб и сушки с маком. Кстати, хорошие — я купил себе упаковку. Дынь же лучшего, как, впрочем, и худшего, сорта — нет. И трое жительниц поселка (рождения, полагаю, того самого 33-го года) про них никогда не слыхали. Если у кого появляются лишние несколько рублей на фрукты (например, после того, как наша попутчица — элегантная немка в джинсах купила-таки одно изделие из козьего пуха), — за ними лучше всего ехать в Волгоград, на рынок.

Виктор Грицюк: Утренний Волгоград — бывший Царицын, бывший Сталинград, путается в заводах и кранах. Между панельных домов, рядом со стадионом колет небо мечом «Родина-мать» работы Вучетича, все зовет мертвых каменным ртом.

Город живет больше в прошлом и лишь немного в настоящем, словно здесь — два народа. Один помнит и терпит, цепляясь за память для того, чтобы выжить в настоящем, другой живет простой сегодняшней жизнью: торгует на рынке, открывает магазины и пивные ларьки. Но между ними случаются странные сближения. К ветерану в орденах на Мамаевом кургане (нарядных стариков в преддверии 9 мая на улице много) подошел юноша лет шестнадцати, «неформального» вида. Ухватив ветеранскую ладонь одной рукой и оживленно жестикулируя другой, он долго что-то говорил (пожилой человек вежливо кивал в ответ), а на прощание подарил какую-то «фенечку» на цепочке. Пенсионер громко прокричал ему вслед, чтобы молодежь «не тушевалась перед жизнью».