Читать «Ночь оракула» онлайн - страница 106

Так я фантазировал, гуляя в окрестностях Виллидж. Впрочем, уже замаячил серьезный изъян. Искушение воспользоваться эротическим видением моей жены было столь велико, что я не сразу осознал тупиковость этого пути. Если Роза может попасть в клетку, значит, Ник может из нее выбраться, а такую возможность он наверняка не упустил бы. Но в том-то и вся штука, что выхода нет. Я могу дать ему свет, но как подарить ему свободу? Без подручных средств ему наружу не выбраться, и, стало быть, он обречен.

11

Когда Чанг рассказывал мне это двадцать лет назад, его слова звучали очень правдиво. Он говорил с такой убежденностью, что невозможно было заподозрить его в неискренности. Но несколько месяцев назад, собирая материал для другой книги и просматривая материалы о Китае времен культурной революции, я наткнулся на аналогичное свидетельство некоего Лю Яня, бывшего ученика пекинской средней школы № 11. Учителя по имени Чанг он не упоминает, зато говорит об учительнице Ю Чанцзян, расплакавшейся при виде горящих книг. «Ее слезы разозлили хунвэйбинов, и ремни обрушились на нее с новой силой, оставляя на спине страшные рубцы». («Китайская культурная революция 1966–1969 гг.» под редакцией Майкла Шоуэнхалса. Нью-Йорк, 1996.)

Из этого еще не следует, что Чанг мне врал, но определенные сомнения по поводу его рассказа возникают. Не исключено, что было два плачущих учителя, а Лю Янь обратил внимание только на одного. Но надо иметь в виду, что о случае с сожжением книг говорили тогда многие пекинские средства массовой информации; по словам Лю Яня, это событие «вызвало в городе большой резонанс». Чанг вполне мог о нем слышать, даже если его отец не был непосредственным участником. Возможно, Чанг рассказал эту историю, чтобы произвести на меня впечатление. Не знаю. С другой стороны, яркость деталей, в сравнении со многими книжными свидетельствами, наводит меня на мысль, уж не присутствовал ли он сам на месте этой драмы. Если так, то он был одним из хунвэйбинов. В противном случае он должен был быть учеником школы, о чем он не преминул бы мне сказать. Он даже мог (чисто теоретически) самолично избивать плачущую учительницу.

12

Грейс училась в Род-Айлендской школе дизайна, и на третьем курсе ее послали по обмену в Париж. О ван Вельде она узнала от Траузе, который встречался с ним пару раз в середине пятидесятых. Он же сообщил ей, что это был любимый художник Сэмюэла Беккета. (В своем письме он процитировал слова великого ирландца: «Ван Вельде, прошу заметить, первым утверждал, что быть художником значит готовить себя, как никто другой, к оглушительному фиаско, ибо это и есть его стихия».) Живописных работ ван Вельде было немного, и стоили они порядочно, зато его графика шестидесятых и начала семидесятых была в то время весьма доступна. Грейс приобрела литографию в рассрочку на отцовские деньги (которые он ей посылал ежемесячно), экономя на еде и предметах первой необходимости. Эта вещь, неотделимая от ее молодости, олицетворяла крепнувшее с каждым днем увлечение искусством, а также была знаком независимости — своеобразным мостом между девичеством и женской зрелостью. Неудивительно, что Грейс дорожила ею, как ничем другим.