Читать «Гранит не плавится» онлайн - страница 99

…Шёл домой шатаясь, знобило. Понимал я, конечно, что обязан выполнить волю партийного собрания, — иначе и думать не мог. Но что-то протестовало во мне… Как я объясню ей?..

Тётушка Майрам, думая, что я заболел, напоила меня горячим чаем и, ворча, что мы совсем не умеем беречь себя, уложила спать…

Миновал не один день, прежде чем набрался я храбрости и написал Маро.

Она пришла в назначенный час, радостная, с улыбкой на лице. А я стоял перед ней как истукан и не знал, с чего начать, что сказать. Накануне приготовил целую речь, но сейчас всё вылетело из головы. Наконец заговорил. Сказал не то, что нужно было, — сказал, что скоро уезжаю, может, быть, надолго. Пообещал написать при первой возможности. Протянул ей руку на прощание…

Маро встревоженно смотрела на меня. Она не поверила моим словам, а может быть, мне так показалось, не знаю…

— Хорошо, я буду ждать, — тихо сказала она и, чтобы я не видел её слёз, отвернулась.

А я и сам с трудом удерживал слёзы.

Прощай, радость моя!..

Опять в пути

Вагон битком набит мешочниками и спекулянтами. Я лежу на верхней полке, смотрю в открытое окно и вспоминаю события последних дней.

Год жизни — интересной, трудной, насыщенной столькими переживаниями, впечатлениями. Жаль уезжать из города — ведь в нём прожит этот год! Сколько хороших людей я встретил! Стал чекистом… Во всяком случае, сейчас я не тот зелёный юнец, который два года назад покинул родной дом.

Спустя несколько дней после партийного собрания я получил назначение не за границу, как предполагал Челноков, а всего-навсего помощником коменданта порта в один крупный город на Черноморском побережье.

Амирджанов разрешил мне заехать домой, узнать, что с мамой, и оттуда проследовать к месту новой работы. Потом сказал:

— Пиши почаще о своих делах и запомни: в трудную минуту можешь рассчитывать на нашу помощь и поддержку. Желаю тебе удачи. Прощай.

Взволнованный сердечными словами председателя, пошёл прощаться с Челноковым. Модест Иванович молча обнял меня, трижды поцеловал.

— Сам знаешь, говорить я не мастер, да и слова тут ни к чему!.. Одно скажу: жаль, очень жаль расставаться с тобой, ты настоящий парень! — В устах Челнокова это была высшая похвала: он делил людей на «настоящих» и «ненастоящих».

Левон и Бархударян заявили, что так просто меня не отпустят. Вечером состоялся прощальный ужин по всем правилам восточного гостеприимства — с вином, тостами. Не скажу, что ужин был очень обильным, однако вина и сердечности было вдоволь.

Накануне отъезда случилось событие, поставившее меня в тупик. Нежданно и негаданно заявилась Шурочка в новенькой военной форме. Она зашла ко мне в кабинет, когда я собирал последние бумаги, чтобы сдать их в архив, и, немного смущаясь, что совсем не вязалось с её характером, сказала:

— Вот и я, миленький! Послушалась твоего совета — демобилизовалась и прямо сюда прикатила!

Что греха таить, кроме простой дружбы, меня влекло к Шурочке смутное, неосознанное чувство, в её присутствии я краснел, волновался. Она была первой девушкой, поцеловавшей меня. Я часто вспоминал этот поцелуй. И нужно же было ей приехать именно тогда, когда мои вещи уложены и железнодорожный литер лежит в кармане гимнастёрки! Признаться, я немного растерялся. Что делать? Отложить отъезд нельзя, я и так немного опаздывал на место новой работы: ведь нужно было заехать домой. Но не оставлять же Шурочку одну в незнакомом городе!