Читать «Гранит не плавится» онлайн - страница 51

Я поблагодарил его и спросил:

— Помните, доктор, как вы уговаривали меня согласиться ампутировать ногу?

— И правильно уговаривал!.. На моей практике из сотен случаев гангрены выздоравливали единицы. Не думайте, победило не ваше упрямство, — хотя и в нём вам отказать нельзя, — а молодость и сильный организм. Вы долго будете жить!..

Рана моя затягивалась, но на правую ногу ступить было нельзя. Дали мне костыли, и я тихонько ковылял по палате.

В госпитале кормили скудно — четыреста граммов чёрного хлеба, по две тарелки так называемого супа и вдоволь кипятку. Зато было тепло. Печки-буржуйки топились круглые сутки. Железнодорожная станция находилась поблизости, и те, кто мог ходить, собирали на путях каменный уголь.

От нечего делать мы с азартом забивали козла, а по вечерам собирались около печки и слушали рассказы бывалых бойцов. В особенности увлекательны были воспоминания питерского рабочего Севастьянова, который участвовал во взятии Зимнего и однажды видел Ленина.

Стояла южная зима с холодными ветрами, мокрым снегом и надоедливым дождём. Я часто садился у окна, подолгу смотрел на голые деревья в саду, на свинцово-серые облака и с тоской думал: когда же наконец вырвусь отсюда и догоню свой полк?…

Этот день наступил скорее, чем я предполагал. В госпиталь непрерывным потоком поступали больные тифом, и, чтобы освободить для них место, выписывали всех выздоравливающих. Выписали и меня.

Надев помятую, пахнущую дезинфекционной камерой одежду, нацепив наган, я взял документы, полагающиеся четыреста граммов хлеба, попрощался со всеми и вышел на улицу.

День был тёплый, солнечный. От свежего воздуха закружилась голова, пришлось сесть на ступеньки госпитального крыльца. Куда идти? Чужой город, ни родных, ни знакомых. В кармане — ни гроша…

Однако на что-то нужно было решиться. Не сидеть же до вечера на ступеньках госпиталя и чего-то ждать. Собравшись с силами, я спустился на дорогу, что вела в город. В палате я сравнительно легко орудовал костылями, но здесь, на мощённой булыжником дороге, которая была вся в ямах и рытвинах, передвигаться было трудно. А до города целых два километра. К счастью, скоро меня догнала подвода. Возчик придержал коня и предложил сесть.

Кое-как взобравшись на подводу, я положил костыли и разлёгся на сене, но тут же пожалел об этом: подвода тряслась и подпрыгивала, каждый толчок отдавался в ноге, причиняя нестерпимую боль.

— Останови, пожалуйста! Лучше я сойду, — попросил я старика возчика.

— Почему сойдёшь?

— Не могу, нога болит.

— Ай-ай-ай, нехорошо! Пешком совсем трудно. — Старик цокнул языком, покачал головой. Положив около своего сиденья охапку сена, он накрыл его мешком и предложил мне сесть. — Держись за доску, больной нога пусть висит, — посоветовал он.

Я пересел. Нога хотя и болела при толчках, но не так сильно — можно было терпеть.

Въехали в город. Он показался мне пыльным, грязным. По обеим сторонам узких улиц и кривых переулков тянулись высокие заборы, за ними, как за крепостной стеной, глинобитные одноэтажные дома с плоскими крышами. Навстречу нам медленно шагали нагружённые до отказа ослики; поднимая облака пыли, проезжали фаэтоны. Шумели дети, кричали уличные торговцы.