Читать «Сибирская роза» онлайн - страница 99
Анатолий Санжаровский
– Ну-у, бабуня... Не жестко ли заворачиваете? Если вы всю жизнь пели под гитару «По муромской дороге» да «Очи черные», из этого вовсе не следует, что и Валерчик должен про то же нам раздишканивать. Прошу понять правильно. Я не образцово-показательный ангелочек... Я всякая. А больше девчиш-плохиш. За мои тихие успехи и громкое поведение не раз мам? вызывали ещё в школу на коврик... Я разная... Я и про дорогу, я и про очи послушаю. Люблю. Но мне и вcю эстрадёху подавай...
И она запела, покачивая головой в такт:
– То-то и ох, что эти наши уно... что те, мадэ ин оттуда, плю-ющат нас! – взадир обрезала бабушка. – А вот что-то я ни от кого не слыхивала, чтоб по твоему телику почасту передавали наши народные песни. Будто их и нету!
Возразить Ларисе нечего.
Действительно, народная песня ре-еденькая гостьюшка на телевидении. Разве что когда-никогда споют одну-две и на год неподъёмным камнем наваливается на неё великий пост. Что так, то так...
Как-то виновато Лариса вслушивается в ночь.
Похоже, ветер повернул, и в монотонном нытье пурги она ясно расслышала откуда-то сверху надрывную, хриплую тоску не то вороны, не то трубы.
– Бабушка, – сказала примирительно, – а твой бесконвойный всё дудукает. Он что, себе отбой трубит?
– Зачем же себе? – с неохотой и вместе с тем как-то гордовато отозвалась Таисия Викторовна. – Да он полчаса будет играть... колыбельную для твоей бабушки.
Поражённая Лариса вскинулась на локти.
– Это что-то новенькое... Колыбельная для бабушки! Свежо! Свежо!.. Ещё прошлым летом этого петушка не было. И стоило мне отлучиться на полгодика, как нате из-под кровати! Моя бабулио влюбилась?! Какое опасное легкомыслие!.. Этот ваш кавальеро не нахал? Вы только скажите, я ему... Почему я с ним не знакома? Откуда он свалился на вашу бедную головушку?
– Продохни, не трещи, сорока...
– Бабушка, не тяните душу. Да расскажите же! Кто он? Как хоть зовут?
– Борислав Львович Кребс тебя устраивает? – смято выкрикнула Таисия Викторовна.
Лариса колодой рухнула на подушку.
– Эна!.. Ума не свести... – потерянно пробормотала. – Этот типус полжизни... лучшие свои годы убухал на то, чтоб утопить вас в сухой ложке! Эх, криво рак выступает, да иначе не знает! Ему и всему его учёному окружению – вот где театр карликов! – вы были хуже гориллы и – ночные серенады из-за облаков! Или у него с памятью заклинило?
Она кинула руку вверх, к стене, откуда тонко скулила труба.
– Слышите?
– Слышу, Лялик, слышу. Слышала третьего дня... слышала вчера... слышу сегодня... Услышу завтра...
– А вот насчёт завтра – извините! Я нанесу ему визит вежливости... И этот соловушка умолкнет если не навсегда, так в крайнем случае на все мои каникулы. Вся эта катавасия... вся эта лажа неспроста. У каждого клопа свой кровный интерес. Уж я похлопочу!
Бабушке к душе легло подорожником, что внучка так горячо вскинулась её защищать, ничего ещё толком не зная, и она попросила ласково, улыбаясь голосом:
