Читать «Сибирская роза» онлайн - страница 37

Взгляды их столкнулись.

– Таисия Викторовна, – уступчиво, простительно-кокетливо заговорил Кребс, встав на цыпочки, чтоб из-за высокой трибуны хорошо видеть её, – ну зачем копать колодец там, где нет воды? Вы понимаете... Это «божий промысел» ваше знахарство... Извините, это шаманство какое-то, это мамонство, наконец, это просто шарлатанство... Тоже наука, мармазонская...

Таисия Викторовна почувствовала, что её отпустило.

Неверяще, что может говорить, перебила Кребса:

– Какое мармазонство? Какое шарлатанство? Разве не с вами я училась в одной группе в этом же мединституте, где мы сейчас? Разве не из одних рук получали мы с вами дипломы? Разве у меня не такой же диплом, как и у вас? Такой же! Такой же, только с отличием и порядковый номер на единичку впереди. В алфавите вы всё-таки стоите за мной! После меня! После! – твердила она, набирая в голос силы, гнева. – После! Вы слышите? После! Зэ. И. Ка!

– Верно, – умильно согласился Кребс. – Я после. Истинный джентльмен всегда пропускает даму вперёд. Но между нами соединительный союз. Это что-то да значит...

– То-то и значит, что ничего не значит! – обрезала она.

Грицианов страдальчески сморщился.

Потенькал красным карандашом по графину.

– Товарищ Закавырцева! Не мешайте выступать докладчику. Вам дадут заключительное ещё слово. Тогда и выплёскивайте на здоровье свои эмоции.

Не во нрав легла Кребсу такая обкрутка.

Он считал, что Закавырцева уже разгромлена, как горюн швед под Полтавушкой, принишкла, принародно сдалась. Дело сработано, можно и сбросить горячие обороты, можно показать почтенной аудитории, что не такие уж мы в натуре и жестокие, можем с вами и по-доброму, доброта у нас-де не заёмная, не покупная. Да! Самый момент вымахнуть великодушный жест. Отечески попенять шаловливой проказнице, уже примерно отшлёпанной, и с нежностями раскланяться, да... Я-то, господин дуб развесистый, с реверансиками перед ней, а она – когти выпускать! Упё-ёртая... С корнем обдирать эти когти! С корнем!

Кребс поджёг себя до тех крайностей, когда уже, выронив высокочтимое им самим самообладание, безо всякой связи с тем, как только что благодушничал, вскозырился, закричал во весь рот с петушьим апломбом:

– Но от врача мы требуем! Первое. Объективности! Второе. Обеспечения безопасности больного! Третье. Спокойного восприятия критики! Четвёртое. Недопустимости самокрикламы!

Кребс скосил кипящие глаза на Грицианова.

Грицианов согласно покивал.

Было в его согласии что-то и осуждающее, зовущее: невозмутимей, маэстро, не пережимай.

Кребс сделал паузу.

Продолжал уже выдержанней, ровней:

– Разъясняю по пунктам. Первое. В самом начале применения борца в онкодиспансере Закавырцевой был дан совет, чтобы она не была кустарём-одиночкой, привлекла к работе опытного специалиста онколога. Совет она не использовала. Сам профессор, – Кребс поднёс руку к груди, щедро поклонился в сторону Таисии Викторовны, – предложил вам свои услуги. Вы и здесь на своём уровне! Вы неуступчивы, вы неуживчивы. После возникновения разногласий в определении стадии заболевания при подборе больных для лечения и лично из-за вашей нетактичности мне пришлось консультации оставить. Она, товарищи, боясь, как бы её предложение не предвосхитил кто-нибудь, решила вести работу засекреченно, так как в каждом враче видела, мягко скажем, недруга, забывая о том, что каждый врач кровно печётся о благе своего народа. Она оторвалась от коллектива, появилась неточность в её документации.