Читать «Сталин и Хрущев» онлайн - страница 34

«Лев Борисыч,

по поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания.

О чём можно и о чём нельзя говорить с Ильичём, я знаю лучше всякого врача, т. к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае, лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и к Григорию (Зиновьеву — Л. Б.), как более близким товарищам В. И. (??? — Л. Б.), и прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз.

В единогласном решении Контрольной комиссии, которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая и нервы напряжены у меня до крайности».

(В. И. Ленин. ПСС. Т. 54. С. 674–675).

Получив эти письма, Каменев и Зиновьев имели беседу с И. В. Сталиным, который сказал им, что разговаривал с Н. К. Крупской не как сженой В. И. Ленина, а как с членом партии, которая нарушила запрещение врачей об изоляции В. И. Ленина от политической деятельности и что он действительно заявил ей, что намерен представить сообщение об этом факте на рассмотрение Центральной Контрольной комиссии партии — и ничего более, и что он готов принести свои извинения перед Крупской, если она расценила его звонок, как «грубое вмешательство в личную жизнь». Что И. В. Сталин и сделал незамедлительно.

А утром 24 декабря И. Сталин, Л. Каменев и Н. Бухарин обсудили ситуацию. Заставить молчать Ильича они не могут, но нужно соблюдать все меры предосторожности, а главное, максимальный покой. И решение принимается такое:

«1. Владимиру Ильичу предоставляется право диктовать ежедневно 5 — 10 минут, но это не должно носить характера переписки и на эти записки Владимир Ильич не должен ждать ответа. Свидания запрещаются. 2. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений».

(Цит. по: Докучаев М. История помнит. М.: Соборъ, 1998)

Во время болезни рядом с В. И. Лениным постоянно находились по очереди дежурные секретари — Н. Аллилуева, М. Володичева, М. Гляссер, Ш. Манучарьянц, Л. Фотиева, С. Флаксерман.

Однако, кто-то, видимо, один из личных секретарей, проинформировал В. И. Ленина об этом инциденте, точно так же, как и содержание секретного «письма к съезду», которое должно было выплыть на свет после кончины В. И. Ленина, стало известно в тот же период всем заинтересованным лицам (кроме надёжно законспирированного «Дополнения от 4 января 1923 года», что подтверждает версию о фальсификации этого документа — Л. Б.), хотя и был строгий наказ Владимира Ильича: «О письме не должен знать никто до моей смерти». Он знал, но чтобы не выдать источника этой информации, ждал подходящего случая. И вот настал момент, о котором пойдёт речь чуть ниже, момент, зафиксированный в воспоминаниях секретаря Н. К. Крупской В. Дридзо, когда Крупская сознательно пошла на то, чтобы рассказать Ленину об этом инциденте.