Читать «Сталин и Хрущев» онлайн - страница 169

Лев Ашотович Балаян

Я объяснил, что не отказываюсь от показаний и готов давать их, но протестую против оскорблений и угроз. Честно говоря, я ожидал, что майор бросит мне: «А чего ещё ты, сволочь, заслуживаешь? Ждёшь, что с тобой тут нянчиться будут?». Но он ещё раз сухо взглянул на меня и сделал какой-то знак следователю. Тот ткнул рукой под стол — нажал кнопку вызова конвоира. Тут же открылась дверь, и меня увели.

Опять не вызывали несколько дней, а когда вызвали, привели в другой кабинет и меня встретил другой человек с капитанскими погонами. Предложил сесть на «позорную табуретку» — так мы называли привинченную табуретку у входа, на которую усаживают подследственного во время допроса, потом сказал: «Я капитан Галицкий, ваш следователь, надеюсь, что мы с вами сработаемся. Это не только в моих, но и в ваших интересах».

И далее повёл своё следствие в формах, вполне приемлемых. Я стал давать показания, тем более, что с первого же дня нашего общения капитан усадил меня за отдельный столик, дал чистые листы бумаги и предложил писать так называемые «собственноручные показания», Лишь потом, когда показания он стал переводить на язык следственных протоколов, я понял, что этот человек «мягко стелет, да жёстко спать». Галицкий умело поворачивал мои признания в сторону, нужную ему и отягчавшую моё положение. Но делал это в форме, которая, тем не менее, не вызывала у меня чувства ущемлённой справедливости, так как всё-таки ведь я был действительно преступник, что уж там говорить. Но беседовал капитан со мной на человеческом языке, стараясь добираться только до фактической сути событий, не пытался давать фактам и действиям собственной эмоционально окрашенной оценки. Иногда, очевидно, желая дать мне, да и себе тоже, возможность отдохнуть, Галицкий заводил и разговоры общего характера. Во время одного я спросил, почему не слышу от него никаких ругательных и оскорбительных оценок моего поведения во время войны, моей измены и службы у немцев. Он ответил: «Это не входит в круг моих обязанностей, моё дело — добыть от вас сведения фактического характера, максимально точные и подтверждённые. А как я сам отношусь ко всему вашему поведению — это моё личное дело, к следствию не касающееся. Конечно, вы понимаете, одобрять ваше поведение и восхищаться им у меня оснований нет, но, повторяю, это к следствию не относится…