Читать «Екатерина Великая (Том 2)» онлайн - страница 45

– Рад тебя видеть, Денис Иванович, – сказал полковник, – и вас, Александр Николаевич. Не угодно ли стакан вина? – И жестом указал на стол с закусками и бутылками. – А мы тут с братом сидим и рассуждаем о том, сколь важная причина должна была канцлера, при его лености, заставить совершить путешествие из Петербурга в Москву…

Фонвизин улыбнулся, наполнил бокал, посмотрел на свет, попробовал:

– А вина такого, пожалуй, более нигде и не сыщешь. Причина проста, она в нас самих, вернее, в вас, ибо я человек в Москве заезжий. Мне сегодня адъютант главнокомандующего Иван Петрович Тургенев рассказывал: встав после обеда, изволил канцлер выкушать квасу, а после сего вызвал его к себе: «Вот что, голубчик, у тебя, говорят, бойкое перо, так составь мне краткий экстракт о московских мартинистах, для доклада ея величеству; кстати, ты и сам в них состоишь, так что тебе виднее…» Тургенев чуть в обморок не упал: «Что вы, ваше сиятельство! Кроме „Дружеского учёного общества“, кое о процветании наук и распространении просвещения попечение имеет, никакого друтого мне неведомо…» А канцлер посмотрел на него хитро и молвит в ответ: «Ну, ну, не ври, голубчик, да скажи Хераскову с Трубецким, что ничего нового они усё равно не придумают… Знаю я циих борцов против раболепия перед иноземцами, за истинно русское просвещение. Будь один такой поклонник князя Щербатова, поихал уличать французов у самую Гоморру, то есть в Париж, попал в публичный дом да там и помер нечаянно. Вот и вышло – „жил грешно, а помер смешно“. Да и как не ездить к французским актёркам – в них лукавств сколько! Придёшь, а она тебя не то поцелует, не то вон выгонит!..»

Херасков засмеялся, встал с дивана.

– Ох, хитёр Безбородко!

Николай Никитич Трубецкой нахмурился, заходил по комнате…

– А всё-таки, господа, это значит, что императрица решила вступить в борьбу со всеми ревнителями народного благоденствия. Сегодня она поручила сие Безбородко, но коль скоро это ему неприятно и он такими делами заниматься не будет, то боюсь, чтобы не попали мы впоследствии в руки Шешковского…

Радищев резко обернулся к Фонвизину:

– Вот вам и завершение нашего спора. Нет и не будет до скончания мира примера, чтобы цари упустили добровольно что-нибудь из своей власти, как бы много ни говорили они о пользе народной и о добродетели. И до тех пор, пока крестьяне, тяжкими узами отягчённые, не разобьют головы своим угнетателям, не будет вольности в нашем государстве…

Неожиданный стук в дверь заставил всех вздрогнуть и обернуться.

– Кто там? – спросил Трубецкой.

– Звёзды сияют в Москве… – прозвучал глухой голос.

– И во всём свете, – добавил Трубецкой и открыл дверь.

Вошёл человек с лицом аскета – высокий, худой, одетый скромно и чисто. Он опирался на трость, на безымянном пальце правой руки его было надето чёрное кольцо с изображением черепа и перекрещивающихся костей. Он посмотрел на всех серыми жёсткими глазами, ни с кем не поздоровался, сел.

Это был Семён Иванович Гамалея – друг Новикова, «апостол московских мартинистов». Все как-то съёжились. Даже жизнерадостный Николай Никитич Трубецкой потух и неуверенно спросил гостя: