Там на Севере, седая, И еще на Юге, Спит Проказа мировая, И скребется, восставая, На Полярном круге. Позевает, поскребется, Налущит лохмотий, Глянет, плюнет и ругнется, Туча на небе сберется, Тут на повороте. На углу ворот Полярных, Ведьминому сказу Послушал, в клубах парных Накопила снов угарных, Понесла заразу. На зеленые поляны Дунет, все повянет. Заморозила туманы, Бросит между трав изъяны, Мертвый узел стянет. И посыплет, и засеет, С краю и до краю. Цепенение навеет, Заметелит, завладеет, Брежу, засыпаю.
«В западне я у врага…»
В западне я у врага. Где же быть мне? Здесь в юрте? В этой душной тесноте? Или выйти на снега? Как выходят на луга? Там теснее в пустоте, В безграничности того, Что едино и мертво. Я вольнее между стен, Где хоть тени перемен, Где хоть это для меня: — Тихий треск и скок Огня. На равнине я мертвец В безраничности гробниц, Где начало есть конец В одноцветном без границ Там я в вольности — скелет, Здесь я в тесности — живой. Мной зажженный — дышит свет В этой келье гробовой. Только выйду, видно мне, Что со мною никого. Здесь же в жарком полусне Оживает вещество. Я подушку обниму, Я с покрышкой говорю. И шепчу я в полутьме К неизвестному, ему. Мне отрадней и вольней Закрывать свои глаза, Обращаясь мыслью к ней, Чьи глаза как бирюза. С непостижной говорю, Распаляюсь и горю, В теле есть такой огонь, Что уж вот я не один. Ветер взвыл. Ну, что ж, трезвонь, Но меня в тиши не тронь, Здесь не царство диких льдин Здесь хоть в грезе, я ловлю Чье-то нежное «Люблю», Хоть в гробу, но властелин.
«Я узнал сегодня ночью…»
Я узнал сегодня ночью, Что воочью, что воочью Вещи все — живые. Я зажег огонь, и думы Думал, думал Ветра шумы Доходили до меня, Круговые. Я глядел на скок Огня. Сине-красную он пляску Начинал и изменял, Взявши желтую окраску Зачинал иную сказку, Становился снова ал, В дым бежал, в седые дымы, Перемешивался с ними, Прогонял их от себя, Бил их прутьями цветными, Языками расписными, Пламецветности дробя, Сам собою обольщался, Голубою клятвой клялся, Что нельзя же не любя Так неистово метаться, Так несдержанно гореть, Был как золото, как медь, Фиолетово мерцая, Начинал тихонько петь, Вился, дымы обнимая, Снова дыму пел: Не тронь, Нет, не тронь, ведь я Огонь. Золотился реже, реже, Загрязнялся чаще, чаще. И на шкуре я медвежей Размышлял, что я пропащий, Что когда-то я весной Был с любимою женой, Проходил по вешней чаще, Каждый листик был алмаз, Каждый цветик нежил нас, О, я помню, как коснулся Я губами нежных губ Как невольно усмехнулся Я на свежесть поцелуя, Каждый, к зубу льнущий зуб, Каждый нежный белый зуб Мне любовно улыбнулся, Жил в отдельности ликуя, О, я помню как меня Тонкий ток пронзил огня, Как я сжал ее, и ало Улыбалася заря, И лесная тишь качала, Без конца, и без начала, Двух влюбленных, в ком, горя, Было счастье обниматься, Так, вот так, прижать, прижаться, Так, вот так… Постой, постой, Что такое, что такое, Что такое здесь со мной? Я лежу в палящем зное С изумительной женой! На медвежей был я шкуре, А теперь — в объятьях чьих? В поцелуйной дикой буре, Мне Огонь поет свой стих, Я в истомности касаний, Я целую, я дрожу, Я в сияньи, я в тумане, Кто со мной, не услежу, Что со мной, не расскажу, Я вступил в огонь горячий, Телом я вошел в весну, Я захлебываюсь в плаче, В сладком хохоте стону, И кругом, с Огнем качаясь, Расцвечаясь в красоте, Отраженьями встречаясь, Пляшут вещи все в юрте, Пляшет утварь, пляшут стены, Сумрак шепчется живой, Все в дрожаньи перемены Поцелуй есть теневой, К огневому средоточью, Словно шабаш круговой, Всех вещей стянулся рой. Это видел я воочью, Нынче ночью, нынче ночью, И теперь уж я — другой.
