Читать «Тайна утопленной рамы» онлайн - страница 19

Алексей Биргер

— Какой Гришка? — живо повернулся к нему отец Валентин. — Тот прохвост, который мне ворованные иконы впарить пытался — хорошо, я его вовремя раскусил? Хочешь сказать, он теперь за ум взялся?

— Давно уже, — ответил отец. — После последней отсидки, года три назад. Мастер по дереву стал, каких поискать. Да вы его увидите сегодня вечером — он заедет ребятню взять на ночную рыбалку.

— На ночную рыбалку? — переспросил отец Валентин. — Это хорошо. Сам бы отправился! Что ж, приятно будет встретиться.

— Вы пока в гостиную проходите, — сказала мама. — А я стол накрою, пока вы посидите.

— Да и я тебе помогу! — тут же присоединилась к ней тётя Катя.

Взрослые стали подниматься в дом. Я остановился, пропуская вперёд отца Валентина, но он остановился возле меня и положил руку мне на плечо.

— А ты, значит, Борис? Тебя я ещё помню — а вот Ваньку ещё не видал. У меня к тебе разговор будет, чуть попозже. Серьёзный разговор. Через полчасика где-то, ладно?

— Ладно, — удивлённо ответил я.

И мы прошли в дом.

Глава ЧЕТВЁРТАЯ. СЕРЬЁЗНЫЙ РАЗГОВОР

Заканчивая сборы на рыбалку, я ломал голову над тем, что за «серьёзный разговор» хочет провести со мной отец Валентин. Скорей всего, это было связано с прочитанными им историями наших приключений. А выражение «серьёзный разговор» взрослые обычно употребляют, когда им что-то не нравится. Что могло не понравиться отцу Валентину? Может, то, как я описал отца Василия — «с мягким юмором», как это называет отец? Хотя я, честно говоря, не имел в виду никого смешить, а просто рассказывал. Возможно, отец Валентин считает, что священников вообще надо изображать как можно почтительней и, как это называется, деликатней, и кое-где в описании размашистой энергии отца Василия я переборщил? Ну, тут я был спокоен. Когда я советовался с отцом, стоит ли мне кое-где рассказывать правду или что-нибудь придумать вместо неё, он мне сказал: «Да ты пиши все как есть, и это будет самое правильное. В конце концов, если кому-то что-то не понравится, то виновата будет жизнь, которую ты описываешь, а не ты.»

Поэтому в глубине души я был уверен в своей правоте. Но не мог же я, если отец Валентин начнёт к чему-нибудь придираться (вроде, он выглядел совершенно нормальным весёлым мужиком, но ведь у взрослых бывают всякие заезды!), взять и сказать ему: «А папа считает, что я пишу все правильно!» Тоже мне, папенькин сынок получился бы! Нет, мне надо было придумать, как самому, не ссылаясь на отца, защищать то, что я считаю правильным. И при этом не должно было выглядеть, будто я упираюсь как баран и не желаю слушать советов взрослых. Обижать отца Валентина мне тоже не хотелось. Вот над тем, как мне с ним разговаривать, я и размышлял, начиная понимать, насколько трудна писательская доля. Просто ужас!

Отец Валентин заглянул около семи. Ванька в это время с большим энтузиазмом помогал Фантику собираться на рыбалку, отбирал ей удочки, отделял лишнее от ненужного, иногда ехидно высмеивая её идею взять то-то и то-то («Какой там светлый свитер! Ты в нём через две минуты будешь зелёно-чёрная! Бери тёмный, если есть!») — он всегда с огромной охотой брался помогать в тех случаях, когда можно было покуражиться при этом, показывая, насколько больше он знает и смыслит, и объясняя нуждающемуся в помощи, что тот — полный профан, которому до Ваньки тянуть и тянуть. Мы с отцом высмеяли его идею с донными удочками, и теперь Ваньке тем более надо было самоутвердиться. Мне тоже хотелось помочь Фантику, но я знал, что, увидев, как Ванька ехидничает и намекает Фантику что она — полная дура, ничего не смыслящая в рыбалке, я в конце концов не выдержу и взорвусь, и дело кончится большой ссорой между нами. Чтобы избежать этого, я и отделился от них и аккуратно занимался собственными сборами. Так сказать, малодушно оставив Фантика Ваньке на съедение. Но, честное слово, если бы я вмешался, то было бы ещё хуже.