Читать «Я вижу солнце» онлайн - страница 57

Однажды утром зашла к нам соседка Мака и попросила тетю:

– Кето, дорогая моя, сегодня у меня нади. Одолжи, пожалуйста, твоего Сосойю!

– Иди, Сосо! – сказала тетя.

И я, как взрослый, работал у Маки с утра до позднего вечера, за ужином ел и пил, как взрослый, и напился как взрослый… И тетя перед сном помыла мне ноги теплой водой точно так, как когда-то бабушка мыла ноги возвращавшемуся с поля дедушке…

…Теплый июньский вечер сорок третьего… Тетя на кухне собралась испечь мчади. Она взяла кадку с мукой, встряхнула, опрокинула ее над корытом. Высыпалось несколько горстей муки. Тетя налила в корыто теплой воды и стала одной рукой месить тесто. И вдруг я увидел, как в тесто одна за другой капнули слезы…

– Почему ты плачешь, тетя? – спросил я, хотя прекрасно догадывался о причине ее слез.

– Это все, Сосойя, больше нет… – показала она комок теста.,

Я промолчал. Тетя вытерла руки и тихо сказала:

– Как нам быть, Сосойя?

– Тетя Кето! – раздалось вдруг со двора.

– Заходи, Хатия! – крикнул я, Вошла Хатия.

– Здравствуйте!

– Здравствуй, детка! – ответила тетя. – Сосойя, подай Хатии стул!

Я принес треногий стульчик, усадил Хатию, а сам поднялся в оду, прошел в заднюю комнату и остановился у нашего старого семейного сундука. Долго стоял я и раздумывал, потом решительно ухватил сундук за ручку и поволок его вниз по лестнице, затащил на кухню и поставил перед очагом.

– Что это, Сосойя? – удивилась тетя.

– Здесь одежда папы и мамы.

– Ну и что?

– А то, что я продам ее!

– Ты с ума сошел?! – испугалась тетя.

– Сошел. Отвезу в Набеглави и обменяю на кукурузу!

– Слышишь, Хатия, что он говорит?

– Слышу, тетя Кето…

– А что же нам делать? Помирать с голоду, что ли! – сказал я.

– Сосойя! Возьми сию же минуту сундук и поставь на место! – приказала тетя.

Я откинул крышку сундука… Сердце у меня дрогнуло и больно сжалось… Я извлек из сундука кожаный полушубок отца. Каждое лето мы проветривали хранившуюся в сундуке одежду, и никогда ничего, кроме чувства любви и уважения к этому полушубку, я не испытывал. Теперь я вдруг испугался, словно сдирал его с покойника.

– Возьму это, и это, и это! – крикнул я, заглушая подступившие рыдания.

– Не делай этого, Сосо! – взмолилась тетя.

– Возьму, возьму! Плачь, сколько хочешь! И сапоги возьму, и брюки, и халат! – кричал я, выбрасывая вещи одну за другой. Вдруг я осекся и замолчал. На самом дне сундука лежало сложенное вдвое розовое платье. Я достал платье, развернул его, потом снова сложил, опустил на дно, положил сверху халат и брюки отца и захлопнул крышку. – Хорошо, тетя, не плачь… Возьму только сапоги и полушубок… Одолжу у Манасэ Таварткиладзе осла и утром отправлюсь в Набеглави.

Тетя молчала.

– Я пойду с тобой! – сказала Хатия.

Утром чуть свет я и Хатия стояли во дворе Манасэ и поглаживали по спине тощего, костлявого осла. Манасэ вертелся тут же, седлая осла и наставлял нас:

– У осла, дорогие мои, длинные уши, но человека он слушается плохо… Осел любит ласку, вежливое к себе отношение…

– Станет еще Сосойя объясняться в любви твоему ослу! – вставила Хатия.