Читать «Война и мир (по принуждению)» онлайн - страница 23

Война носила очаговый локальный характер. Но во всех этих очагах воевали русские.

За возможность Южной Осетии жить моноэтнической республикой погибали российские парни.

Нет, и к грузинам, и к осетинам я отношусь одинаково — одинаково хорошо. Но почему в Южной Осетии МЧС, психологи, гуманитарная помощь, деньги, бюджеты, лагеря беженцев, транспорт… А у нас? Что нашим? Где психологи нашим матерям наших солдат, где им деньги и гуманитарка? Где соболезнования и почести? Где хотя бы нормально, без мытарств, опознанные, доставленные и похороненные павшие?

Восьмого декабря от инсульта умерла мама Максима Пасько, сгоревшего в Никози. Тело самого Максима до сих пор не предано земле.

Теперь сюда еще и деньги вбухают миллиардные. Почему в Европе в каждой деревне есть наш газ, а деду моей жены, инвалиду войны, в нашу же деревню наш же газ не могут провести уже 10 лет? Почему на газопровод до Цхинвала нашлось 740 миллионов, а на моего деда, потерявшего на войне зрение, не нашлось десяти тысяч? Почему в Цхинвал полились бюджеты, а Диме Лахину, потерявшему в Чечне обе ноги, Родина положила пенсию в 2300 рублей, притом что у него на одни катетеры уходило минимум 4500? Дима Лахин умер.

Первая «маленькая победоносная» началась у нас в 1905 году. С тех пор прошло сто лет. И ничего не изменилось. По-прежнему рабская армия, в последнюю очередь думающая о своих солдатах. Все та же великодержавная империя со скотским отношением к людям, где нет другой власти, аще от Бога.

Впрочем, нельзя не признать, что Дмитрию Медведеву за пять дней удалось то, что не удалось предыдущим правителям за пятнадцать лет. Он нашел новую национальную идею. Точнее, обналичил старую — жертвовать собой, чтоб врагам было хуже. А враги — кругом. И у России по-прежнему только два союзника — армия и флот.

Мышление людей с ментальностью девятнадцатого века.

Не помню, кто из умных сказал: «Мы такие злые не потому, что так плохо живем. Мы так плохо живем, потому что такие злые».

***

Из Джавы еду обратно в Цхинвал. В грузинских селах на Транскаме горит все. Эйфория разрушения и разграбления.

Везут стулья, шкафы, столы, полки, матрасы, подушки, холодильники, кадки с фикусами, гонят мотороллеры, велосипеды, тащат полуразбитые машины на тросах, едут на ободах, в кузовах, на крышах… Один гонит в Цхинвал трактор «Беларусь» — с ковшом, но без покрышек. Двое воинов пытаются засунуть в багажник «Жигулей» барана. Человек пять, скооперировавшись, гонят в сторону Роки стадо коров.

Все, что не могут вывезти, жгут. Дома горят через один. Дым застилает дорогу, местами едем как в тумане. В горле першит от горчины пожаров. В одном месте стоят два расстрелянных «Икаруса».

Все построенные грузинами новые современные здания — кинотеатр, торговые центры, даже, кажется, бассейн — расстреляны, разнесены, пожжены. Это не мародерство, это какой-то крестовый поход — вытравить все грузинское, чтобы не осталось и следа. Здесь сейчас закладывается фундамент новой большой войны. Практика показывает, что как только республика становится моноэтнической, у нее начинаются проблемы.