Читать «Обещание любви» онлайн - страница 108

Время. Можно подумать, оно в состоянии залечить раны. Время. Какое значение оно имеет? Бег стрелок на циферблате ничего не меняет. Да, конечно, внешние раны со временем затягиваются, ссадины исчезают, кости срастаются. А как насчет душевных ран, которые не видно глазом, но которые не менее глубоки и болезненны? Они пожирают душу.

Джудит устремила взор на море.

Время. Панацея, которую предлагают отчаявшимся. Проживи сегодня, и завтра наступит облегчение. Но завтра не становится лучше, надежда снова ускользает. Ладно, потерпи до послезавтра, тогда уж точно полегчает. И так без конца, пока время не превращается в способ измерения глубины страданий. Боже, прошу тебя, облегчи мои страдания.

Время не залечивает раны.

Джудит знала это лучше других.

Время не изменяет ничего, разве что притупляет боль насилия, но оно не в силах стереть ее из памяти. Время не избавляет от сознания, что плоть предала уже тем, что приняла насильника. Будто в силах Джудит было помешать этому вторжению. Время не уменьшает ужаса насилия над духом. Оно в силах успокоить и помочь с этим ужасом жить.

Джудит сидела на краю кровати и смотрела в бледное лицо Мегги.

– Ты когда-нибудь видела зло, Мегги? – спросила она спокойным бесстрастным голосом, словно подруга не спала, а слушала ее. Впрочем, Джудит понимала, что Мегги слышит ее, знала, потому что когда-то испытала то же самое. Девушка спала, но ей был нужен не столько сам сон, сколько возможность забыться. Через какое-то время плоть отдохнет, но дух останется в белом облачке сознания, которому израненная душа не дает проснуться.

Такой сон никогда не бывает достаточно глубоким.

Поэтому Джудит поделилась с подругой единственным, что могло помочь той. Она рассказала ей всю правду.

– Я хорошо знаю это, – тихо начала Джудит, уставившись в свои ладони, чуть огрубевшие и покрасневшие от работы. В большом пальце у нее была заноза. Алисдер вытащил ее и промыл ранку чем-то щиплющим, при этом прочитал ей целую лекцию об опасности открытых ран…

Джудит говорила запинаясь, слова слетали с губ медленно, но не потому, что она не хотела говорить, а потому, что вытаскивала их со дна пропасти. Однажды ей приснилось, что она падает в черноту, в бездонную пустоту, не за что ухватиться, чтобы остановить падение. Отравляющий душу стыд, который она испытывала к себе, жил в этой бездне, словно создание ночи, боящееся света дня. Было очень трудно выговаривать слова, рассказывать, как все происходило. Она говорила о себе в третьем лице, как о женщине, которую хорошо знала, как о близком друге. Словно это случилось не с ней, а с кем-то другим, с какой-то несчастной, которую теперь можно только пожалеть.

Однако через некоторое время голос Джудит зазвучал уже не так обреченно. Она часто забывалась и говорила «я» вместо «она». В интонации стала прорываться печаль. Она судорожно сглатывала стоящий в горле комок, по щекам текли слезы, которых она не замечала. От слез лицо стало мокрым, как от дождя, который омывал и очищал ее душу изнутри. Джудит впервые рассказывала постороннему обо всем, что с ней произошло. О жизни с Энтони, об ужасе, который охватил ее, когда она поняла, что представляет собой ее новое замужество, о Беннете и страхе, который сковывал ее при наступлении вечера.