Читать «Вспоминая Михаила Зощенко» онлайн - страница 11
Ю. В. Томашевский
Далее идет несколько изменений по сравнению с первым вариантом плана книги:
а) Лаппо-Данилевская.
б) С. Фонвизин.
а) Арцыбашев.
б) Поэзия безволья (Зайцев, Гиппиус).
в) Неживые люди (Инбер, Северянин, Лидия Лесная, Кремер, Вертинский).
а) Поэт безвременья (Маяковский).
б) Александр Блок («12»).
а) Поэты борьбы и разрушения.
б) Имитация Уитмена.
Как же смотрит на эту «предреволюционную литературу» молодой критик?
Он пишет:
«Как же странно и как болезненно преломилась в сердце русского писателя идея, созданная индивидуализмом, — о свободном и сильном человеке!
С одной стороны — арцыбашевский Санин, в котором «сильный человек», которому все позволено, грядущий человек-бог, обратился в совершеннейшего подлеца и эгоиста. А радость его жизни — в искании утех и наслаждений. И бог любви — в культе тела».
«…Лишь один сильный человек во всей литературе — арцыбашевский Санин».
«Но Санин — это меньшинство, это лишь одна крайность индивидуализма, другая страшнее, другая — пустота, смертная тоска и смерть».
«С другой стороны — безвольные, «неживые» люди».
«Вся почти литература наша современная о них, о безвольных, о неживых или придуманных, — Зайцев, Гиппиус, Блок, Ал. Толстой, Ремизов, Ценский — все они рассказывают нам о неживых, призрачных, сонных людях».
Критик подробно анализирует творчество Бориса Зайцева — «поэзию смерти и безволья», книги «Земная печаль», «Полковник Розов», «Студент Бенедиктов» (по методу раннего Чуковского, на которого немного позднее он напишет пародию «Чуковский о Пильняке»).
Он доказывает, что герои Зайцева: Ивлев, Катя, Маргарита — люди, «влюбленные в смерть», идущие к ней нелепо и ненужно, без всяких к тому основательных причин, со страстным желанием «уничтожить, истребить себя», люди, у которых «нет совершенно желания жить, и нет воли, нет даже инстинкта к жизни».
И об этих людях — «прекрасных, умных и интеллигентных» — с нежностью и любовью рассказывает Зайцев.
Статью свою Зощенко кончает так:
«Арцыбашев и Зайцев — два русских интеллигента с двумя крайними больными идеями свободного от всякой морали человека.
И первый создал «подлого Санина», второй — влюбленного в смерть.
И влюбленный в смерть стал жить в каком-то бреду, во сне.
Тогда казалось, что вся жизнь — призрак и все люди — призраки.
Тогда сначала быт, а потом реальная жизнь ушли из литературы.
Бред, измышления своего «я» родили какую-то удивительную, ненастоящую, сонную жизнь. Поэты придумали каких-то принцесс, маркизов и «принцев с Антильских островов». И мы полюбили их, мы нежно полюбили виденья, придуманных маркиз и призрачных, чудесных Незнакомок.
Жизнь окончательно ушла из литературы».
Так смотрел на современную ему литературу молодой Зощенко — «поэзией смерти и безволья» называл он ее.
И эту литературу, этих «героев» он начисто отвергал.
И о таких безвольных и слабых и об их закономерной гибели писал он впоследствии в своих ранних вещах.