Читать «Фаворитка Наполеона» онлайн - страница 28

– О, Боже, – падая на колени, воскликнула несчастная женщина, – если он встретится с Сигэ, между ними произойдет дуэль и они убьют друг друга! Господи Иисусе Христе, смилуйся над всеми нами!

V

На землю спускался вечер, и хозяйка Гостиницы «Почта», главной в Органе, на дороге между Авиньоном и Кавайоном, пригласила садиться за стол троих мужчин, которые в ожидании ужина тихо разговаривали между собой, сидя на скамье против дверей, под платанами.

Эти трое, съехавшиеся с разных сторон: один из Авиньона, другой из Нима, третий из Юзеса, были одеты в платья зажиточных крестьян.

У самого высокого, самого крепкого из них, загорелого, с оливковым цветом лица, с широкими плечами и руками, толстыми, как ляжки, была на голове шапка нимских носильщиков. Этот колосс щеголял в золотых серьгах, а его бархатная куртка была украшена серебряной цепочкой, на которой висело миниатюрное изображение Богородицы. За красным поясом был заткнут кривой кинжал в медных ножнах. Гигант часто опирался на него рукой, говоря или жестикулируя. Этот привычный, любимый жест указывал на то, что силач-носильщик не задумывается при случае подкрепить свое бахвальство ударом ножа.

Раздавшийся зов хозяйки заставил его подняться и сказать сидевшему с ним невысокому человеку, черноволосому и свирепому, со скотской физиономией:

– Сходи-ка, Трюфем, погляди, нет ли в столовой посторонних приезжих.

Трюфем, кабатчик и содержатель подозрительного притона в Авиньоне, покорно пошел исполнить поручение.

– А ты, Серван, – продолжал носильщик из Нима, обращаясь к третьему мужчине, горбатому, хитрому на вид, погонщику быков из Юзеса, – взгляни в последний раз на Дорогу… Этому маркизу де Мобрейлю следовало бы уже прибыть сюда в настоящее время. Уж не надул ли он нас? Что касается меня, то я пройдусь до церкви, чтобы дать инструкцию звонарю.

– Он также из наших, Жозеф? – спросил содержатель притона в Авиньоне.

– Да. Архиепископ нимский указал нам на него как на человека благочестивого, ненавидяшего узурпатора.

Тут вернулся обратно Трюфем и произнес:

– Хозяин гостиницы сказал мне, что с нами сядут за ужин еще двое приезжих.

– Что это за люди?

– Торговцы лошадьми… они не здешние… кажется, северяне.

– Наверно, бонапартисты, – продолжал тот, кого называли Жозефом и кто был не кем иным, как знаменитым Жозефом Дюпоном, прозванным Трестайоном, которому предстояло приобрести ужасную известность при разгуле белого террора.

– Вон они там, на площади! – сказал Серван, указывая на двоих мужчин: одного высокого, сухопарого с костлявым лицом, который, прохаживаясь под платанами, держал в руках огромную дубину и, как будто забавляясь, ловко вертел ею то перед лицом, то над головой, то вокруг шеи, повязанной галстуком, и на другого – маленького ростом, но статного, крепкого, с немного тяжеловатой походкой кавалериста.

Оба они были в длинных блузах лошадиных барышников из Нивернэ. Эти люди, казалось, с сосредоточенным вниманием разглядывали церковное крыльцо.

– Барышники они или нет, но эти господа не по душе мне, – грубо продолжал Жозеф Дюпон. – У меня нет охоты ужинать с ними рядом. Трюфем, ступай обратно к хозяйке и скажи ей, чтобы нам накрыли где-нибудь в другом месте. У нее должна быть отдельная столовая. Ступай, сын мой, и поторопи ужин, потому что нам, вероятно, придется поработать сегодня ночью.