Читать «Фаворитка Наполеона» онлайн - страница 23

Он побежал навстречу жене.

Она остановилась и, вздрагивая, поднесла к лицу передник, точно желая скрыть свои слезы, стыд, ужас.

– Огюстина, – закричал еще издали муж, – где мальчик? Где Жак?

Услыхав голос Жана, женщина упала как подкошенная на дорогу, не отнимая передника от лица, и заговорила с мольбой:

– Прости! Не брани меня! Я и так убита горем!

– Где мальчик? – грозно допытывался фермер.

– Сжалься, Жан! Я не могла защитить его, я была не в силах помешать тому, что произошло.

Ла Виолетт приблизился к ней в свою очередь и, теребя усы, проворчал сквозь зубы:

– Так вот оно что! Значит, история с мальчиком, посаженным поперек седла, подтвердилась? – Глаза деревенского жителя не обманули его! Но кто же этот грабитель, осмелившийся похитить у матери ее ребенка? Он не может быть французским солдатом. – Это какой-нибудь переодетый казак, австрийский мародер, прикрывшийся гусарским ментиком одного из наших, предательски убитых им.

Жан Соваж грубо тряс жену, схватил ее за руку.

– Говори же, негодная тварь! – кричал он во все горло. – Как позволила ты схватить ребенка? Что это за человек? Я видел, как он мчался между тополями по дороге. Да отвечай мне наконец! Ты, верно, хочешь, чтобы я убил тебя?

Не вставая с колен, Огюстина отняла передник от своего лица, залитого слезами, и воскликнула:

– Убей меня, но перестань терзать своими расспросами. Не смею ответить тебе.

Фермер попятился, поднял руку словно для удара. Но эта размахнувшаяся рука бессильно опустилась. Он сделал шаг к жене, поднял ее с колен, привлек к себе и прошептал упавшим голосом:

– Так это был он!

– Да, – чуть слышно вымолвила Огюстина, как будто облегченная этим признанием, и прибавила: – Образумься, Жан! Это большое горе! Но могла ли я не отдать ему ребенка? Подумай, ведь он все-таки его отец!

– Правда, – глухим голосом сказал Жан, – он имеет больше прав, чем я! Ты не виновата! Я виноват, прости меня! Он пользуется своею властью. Но как бы то ни было, это тяжелый удар!

– Неужели ты думаешь, что мне не тяжела разлука с сыном? Ведь я ему – родная мать! – сказала тоном искренней материнской скорби Огюстина, заливаясь слезами.

Тамбурмажор стоял в сторонке и наблюдал эту потрясающую сцену, не смея вмешаться в нее.

– Черт возьми, – буркнул он себе в усы, – дело осложняется! В скверную минуту попал я сюда. Опять подвернулся этот дьявольский Сигэ! Он вечно появляется, когда его не ожидают! Мог бы, право, выбрать другой день для того, чтобы прискакать сюда и перессорить этих славных людей. При виде их горя я решительно не смею заговорить о том, что привело меня к ним! Однако время не терпит! Ведь не могу я в самом деле из-за каких-то передряг с ребятишками допустить, чтобы провансальцы убили императора!

Между тем Жан Соваж сдавленным голосом расспрашивал жену.

Она сообщила, что приходский священник пригласил ее побывать у него со старшим сыном. Ей пришло в голову, что дело касалось записи мальчика на уроки катехизиса для приготовления его к первому причастию. Ничего не подозревая, она отправилась в дом священника и сильно встревожилась, найдя там военного, а именно Сигэ. Тот не говорил ничего. Но священник, осведомленный об их тягостном, безнадежно запутанном положении, сказал ей, что она должна покориться Божественному Промыслу.