Читать «Красное и зеленое» онлайн - страница 67

Вячеслав Иванович Пальман

Раздражаясь, фон Ботцки сказал:

— Для того чтобы искать пути излечения, ученый должен делать сотни экспериментов над животными, над зелеными животными. А чтобы иметь зеленых животных, надо сделать еще десятки таких ампул.

Габеманн широко улыбнулся:

— Ох, и голова у вас, герр профессор!

Именно после этого разговора майор стал проявлять особенную заботу о больной узнице. Он завел знакомство с тюремными врачами и сестрами, и через несколько дней Габеманн стал своим человеком в больнице. Медики считали, что майор специально приставлен к Бегичевой. Это было в порядке вещей.

— Когда вы ее выписываете? — спросил он однажды у врача.

— Послезавтра.

— Мне необходима ваша помощь, доктор.

— Готов, майор. Выкладывайте.

— Дело вот в чем. Мне надо развязать Бегичевой язык. Она знает явку одной подпольной группы, но упорно молчит. В следственном отделе мне дали лекарство, которое ослабит волю преступницы, сделает ее разговорчивой. В день выписки влейте ей лекарство в вену под видом какого-нибудь укола.

Врач пожал плечами. Пожалуйста! Он привык и не к таким фокусам. На то он и тюремный врач.

— Давайте ваше средство, майор.

Он повертел ампулу в руках, неопределенно хмыкнул и сунул ее в карман. «Что это такое? А не все ли равно. Даже если яд… Узница все равно приговорена, ей же лучше будет».

Майор ушел довольный.

А на следующий день доктор подошел к Бегичевой:

— Завтра утром мы вас выписываем. Вечером последний прием лекарства и — желаю вам здоровья, фрейлейн.

Маша ничего не ответила.

Перед сном пришла сестра и, как всегда молчком, с профессиональной ловкостью взяла руку больной, перегнув, нащупала вену — ив кровь Марии Бегичевой вошло содержимое ампулы.

И снова она попала в прежнюю камеру. Долгие дни, бессонные ночи, затаенное дыхание при каждом стуке за дверью и мрачная неизвестность. К этим привычным ощущениям неожиданно добавилась мучительная тоска, переворачивающая сердце. Маша не находила себе места. Хуже, чем в ночь перед казнью. Она металась по камере, судорожно плакала, часами сидела в состоянии полной угнетенности, а тоска грызла ее все сильнее и сильнее.

Через два дня она успокоилась. Снова начались недомогание, жар. Заключенная целые сутки провела в постели. Потом все кончилось. Выздоровела.

Надзиратели недоумевали. Больная ничего не стала есть.

— Второй раз забираем пищу нетронутой, — рапортовал тюремному начальству коридорный. — Голодовку объявила.

Когда об этом услыхал фон Ботцки, он понял, что дело сделано.

Марию Бегичеву навестил Габеманн. Она не узнала его. Или, может быть, узнала, но не испугалась и не удивилась.

Майор потребовал перевести Бегичеву в солнечную камеру.

Вскоре явился и сам фон Ботцки. Маша отнеслась к его появлению со странным спокойствием. Поглядела и отвернулась. Профессор взял девушку за плечи и повернул лицом к свету.

— Взгляните на меня, — приказал он.

Маша подняла глаза. Они были зелеными, как два влажных изумруда. В глазах девушки не было ничего — ни любопытства, ни гнева, ни ненависти. Они глядели на фон Ботцки с полной отрешенностью. Профессор не мог выдержать. Он даже побледнел и в ужасе отвел глаза.