Читать «Записки мелкотравчатого» онлайн - страница 10

Приведем только несколько примеров. Охотники говорят: «помкнуть» зверя, то есть поднять его с места, «взбудить» и погнаться за ним по горячему следу. Начало гона так и зовется «помычкой». И рядом сразу же встают близкие, однокоренные выражения: «помыкать» (кем-нибудь), «мыкаться» (по свету), «умыкнуть» (невесту), пословица «Умыкали бурку крутые горки!» и т. д. Весь тот богатый словесный ряд, где и «умкнуть», то есть замкнуть, убрать под замок, и «помыкая истомить, умучить, замаять» (Даль), и новгородское областное «помыкуша», то есть шатун, бродяга и т. п. Или поразительно точный термин «мышкованье», то есть ловля лисицей мышей в осеннем или зимнем поле.

Или сами названия собачьих пород. Вот «борзые» — от слова «борзо», то есть быстро, стремительно. «Седлай, брате, свои бръзыи комони», — сказано в «Слове о полку Игореве». И тут же встает весь ряд, выражающий скорость, остроту: «борзотекущий», «борзолетный», «борзописец» и т. п.

Охотничий язык имеет свою иерархию, точно отмечающую изменения, происходящие в мире природы. Каждой ступеньке этих изменений соответствует свой термин. В «поле» охоты встречаются «острова», то есть небольшие отдельные лески, особняки (Даль). Волки разделяются на «прибылых», то есть тех, которым меньше года, «переярков» — больше года, «матерых» — больше двух лет и «стариков» — больше пяти. К тому же волк, находящийся при логове, гнезде, волк-отец, называется «гнездарем», волчица-мать — «гнездаркой».

В этих терминах нетрудно уловить их происхождение: в первом случае («прибылой») мы встречаемся с производным от «прибыли», во втором («переярок») — со зверем, переживающим пору возмужания, «переяривания» — от древнего славянского бога плодородия Ярило; в третьем («матерой») — с вполне взматеревшим, сформировавшимся, вошедшим в года зверем — от древнего, родового, идущего от «матери».

Повествование в «Мелкотравчатых» ведется от первого лица, лица бывшего ружейного охотника, совершающего свое первое охотничье путешествие в составе псовой охоты и на наших глазах, вместе с нами постигающего всю ее «науку» (в том числе и язык). Но за литературным образом рассказчика, который столь прямо соотносится с нашим собственным незнанием охотничьего мира, стоит сам автор, этот мир прекрасно знающий и понимающий. Уже то, что нам известно о реальной основе книги Дриянского, позволяет предположить, что рассказчик и автор «Записок мелкотравчатого» не могут очень далеко отстоять друг от друга. Досконально зная биографию писателя, мы могли бы наверняка, идя «от факта к образу», найти еще не одно, не два подтверждения точности его художественного метода.