Читать «Стихотворения из зборников» онлайн - страница 13

Вероника Тушнова

дай потрогать голубей.-

Верно, день тот был удачливым

ты ответил: - Ладно, лезь...-

Дребезжать ступеньки начали,

загремела гулко жесть...

Мне расти мальчишкой надо бы

у мальчишек больше льгот...

А на крыше - пекло адово,

сквозь подошвы ноги жжет.

Целый час с тобой стояли мы

(неужели наяву?),

птицы в небо шли спиралями,

упирались в синеву...

Воркованье голубиное,

смятый ковш, в ковше - вода...

А часы-то в детстве длинные -

и такие же года.

Кто их знал, что так прокатятся,

птичьей стайкой отсверкав...

Я ли это - в белом платьице,

с белым голубем в руках?

Вероника Тушнова. Не отрекаются любя...

Сборник стихотворений. Поэтическая Россия.

Москва: Русская книга, 1997.

У ИСТОЧНИКА

Тягучий жар на землю льется,

томят извилины пути...

К артезианскому колодцу

бежит ребенок лет шести.

На цыпочки на камне белом

приподымаясь на краю,

губами ловит неумело

тугую, круглую струю.

Она дугой взлетает звонко,

спеша в орешник молодой,

и пересохший рот ребенка

едва целуется с водой.

И у меня судьба такая,

и я к источнику бегу.

Мне счастье бьет в лицо, сверкая,

а я напиться не могу!

Вероника Тушнова. Не отрекаются любя...

Сборник стихотворений. Поэтическая Россия.

Москва: Русская книга, 1997.

Пусть мне оправдываться нечем…

Пусть мне оправдываться нечем,

пусть спорны доводы мои,-

предпочитаю красноречью

косноязычие любви.

Когда волненью воплотиться

в звучанье речи не дано,

когда сто слов в душе родится

и не годится

ни одно!

Когда молчание не робость,

но ощущение того,

какая отделяет пропасть

слова от сердца твоего.

О сердце, склонное к порывам,

пусть будет мужеством твоим

в поступках быть красноречивым,

а в обожании - немым.

И что бы мне ни возразили,

я снова это повторю.

... Прости меня,

моя Россия,

что о любви

не говорю.

Вероника Тушнова. Не отрекаются любя...

Сборник стихотворений. Поэтическая Россия.

Москва: Русская книга, 1997.

НЕПОГОДА

Нас дождь поливал

трое суток.

Три дня штурмовала гроза.

От молний ежеминутных

ломить начинало глаза.

Пока продолжалась осада,

мы съели пуды алычи.

За нами вдогонку из сада,

как змеи, вползали ручьи.

А тучи шли тихо, вразвалку,

и не было тучам конца...

Промокшая, злая чекалка

визжала всю ночь у крыльца.

Опавшие листья сметая,

кружились потоки, ворча,

лимонная и золотая

купалась в дожде алыча.

И, превознося непогоду,

от зноя живая едва,

глотала небесную воду

привычная к жажде трава.

Вот так мы и жили без дела

на мокрой, веселой земле,

а море свирепо гудело

и белым дымилось во мгле.

Домишко стоял у обрыва,

где грохот наката лютей,

и жило в нем двое счастливых

и двое несчастных

людей.

Ты мне в бесконечные ночи

с улыбкою (благо темно!)

твердил, что, конечно, на почте

лежит телеграмма давно.

Что письма затеряны, видно,

твердил, почтальонов виня.

И было мне горько и стыдно,

что ты утешаешь меня.

И я понимала отлично,

что четко работает связь,

что письма вручаются лично,

открытки не могут пропасть...

Однажды, дождавшись рассвета,

с последней надеждой скупой

ушла я месить километры

лиловой размякшей тропой.

Ушла я вдогонку за счастьем,

за дальней, неверной судьбой...

А счастье-то было ненастьем,

тревогой,

прибоем,