Читать «Люда Влассовская» онлайн - страница 118

— Беку Израилу никто не может помочь, кроме Аллаха, — произнес тот же неприятный голос. — Но и Аллах не поможет ему, потому что он презрел его законы и не хочет исполнить воли Его.

— Хаджи-Магомет Брек, — торжественно произнес нарядный джигит также по-русски, должно быть, для того, чтобы я могла понять то, что он говорил.

— Хаджи-Магомет Брек!.. Я не хочу вражды, ты видишь! Я пришел к тебе с протянутой рукой, потому что свято храню обеты дружбы!.. Ты мой кунак, Хаджи, а кунаки не грызутся, как лесные звери, между собой. Мое требование справедливо… Сам Аллах вселил его в мое сердце и голову! Слушай, Хаджи, я пришел к тебе еще раз. Скажи твоей дочери отпустить моего сына с миром. Пусть мой сын найдет себе другую жену, а Бэлла останется в твоем доме, если не желает делить сердце Израила с другой. Ты знаешь, Хаджи, что Аллах не благословил брак их потомством, а Израил последний в роде Меридзе-беков и, если у него не будет сына, славный род Меридзе вымрет и погаснет, как алая заря на вечернем небе. И не будет больше храбрых из рода Меридзе среди горных теснин Дагестана!.. Уговори же Бэллу уступить волей, Хаджи, чтобы не заставить нас прибегнуть к силе!

Магомет-бек выслушал речь бека Меридзе, не проронив ни слова; только губы его заметно побелели от гнева да бешено сверкали из-под седых бровей его юношески живые, огненные глаза.

— О чем ты хлопочешь, наиб-ага? — спросил он спокойно. — Твой сын борется со смертью. Не лучше ли подождать его выздоровления и спросить его самого, желает ли он взять себе другую жену, кроме Бэллы.

— Хаджи-Магомет! — вскричал наиб сердито. — Мой сын поражен безумием… Шайтан затемнил его рассудок. Он хочет того, что не дается Аллахом… Его болезнь — наказание, посланное ему за его упорство пред законами страны. Сам мулла, посредник между людьми и Аллахом, говорит это!

Едва только замолк старый бек, как человек, лежавший на коврах и подушках, застонал и заметался сильнее. Я инстинктивно приблизилась к нему и склонилась к лицу больного.

Это был совсем молодой горец, с лицом правильным и тонким, как у девушки. Черные усики и черные воспаленные от жара глаза резко выделялись на бледном, исхудалом лице. Ему было на вид лет двадцать с небольшим, и он казался необыкновенно женственным и нежным. Он удивленно вскинул на меня глаза и снова заметался в жару.

— Вы говорите по-русски? — спросила я его тихо, чтобы не быть услышанной сидевшими в кунацкой стариками.

— Да, — произнес он, — русские — друзья мои, я люблю русских и породнился с ними…

— Чем вы больны? — спросила я горца.

— Я не знаю. Аллах поразил все мое тело… Мне хочется отдохнуть, задремать немного… А они так кричат и шумят здесь… и не дают забыться ни на минуту.

— Попросите Хаджи-Магомета прогнать их!

— О, это невозможно! Гость — священная особа в доме; горца, гостя нельзя прогнать. Это было бы худшее оскорбление среди горцев. За такое оскорбление у нас рассчитываются пулей…

— Но они вас мучают, Израил!..

— Мои мучения не так ужасны!.. Моя жена страдает больше!.. О, как они ее истерзали, — зашептал он, сверкая лихорадочными глазами из-под черных бровей. — Бедная горлинка! Бедная ласточка! Она уже перестала смеяться… Не слышно больше ее звонкого голоса… Милая крошка!