Читать «Повесть о глупости и суете» онлайн - страница 66

Нодар Джин

Потом сказал, что я ему нравлюсь, а поэтому хотя правду всегда говорят с какой-нибудь посторонней целью, он будет сообщать её мне бесцельно. И пока его расхрабрившаяся от водки супруга заигрывала с отполированным апельсином, перебрасывая его из ладони в ладонь и производя тем самым плещущие звуки, он вне всякой последовательности сообщил мне шесть гнетущих истин.

Во-первых, 80 % телесного тепла уходит через голову. Во-вторых, выслушивать грустные истории следует только в том случае, если тебе грустить не о чем. В-третьих, мир и алчность несовместимы. В-четвёртых, любой закон есть недоверие к человеку. В-пятых, убегая от страха, мы лишь увеличиваем его. И в шестых, мужчина боится женской красоты и старается всегда унизить красивую женщину, хотя женщины столь же развратны, сколь мужчины.

Я перебил его и справился о мнении супруги, но та, как выяснилось, по-английски не понимала, а супруг не пожелал переводить ей моего вопроса, в результате чего она, не подозревая, что я жду ответа, продолжала играть с апельсином. В основном же я занимался тем, что пил водку, смотрел в потолок, похожий на опрокинутый торт, и пьянел на неотвязном помышлении о Субботе. И всё это время пока мы сидели в баре, там играла арабская музыка, наполненная нежностью и печалью, но неожиданно для меня оказавшаяся военной.

На улицу мы вышли последними, перед самым рассветом.

В парке напротив кричала птица, ошалевшая от ночного безделья, а кусты неизвестного растения были усеяны то ли светляками, то ли шариками красной эмали. Зато в небе, по-прежнему лишённом прозрачности, не было ни единой звезды — словно кто-то скрыл их от глаз чёрной арабской шалью или повыдёргивал щипчиками для бровей.

37. Истинная природа каждой вещи проявляется в её отсутствии

Прощаясь с супругами, но не зная куда направиться, я объявил им, что идти мне надо в противоположном направлении — и свернул на ближайшую улицу. И вот там я как раз и увидел Субботу.

Издали показалось, что смотрела она именно на меня, но вблизи взгляд у неё оказался сквозной. Очищенный, как вода в перекрытом бассейне. Такою же немой и обращённой в никуда была и поза — единственно возможная композиция рук, туловища и ног, которая лишает тело выражения. Трусы на ней были тоже прозрачные, фирмы «Кукай», а между ног не было щели.

Вернув взгляд к её глазам, я вдруг осмыслил смущение, возникшее у меня когда я впервые заглянул ей, живой, в лицо. Глаза эти, прозрачные и тогда, напомнили мне, как выяснилось сейчас, влагу израильского озера Кинерет. Такое же ощущение: спокойствие, схоронившее в себе непугающую тайну и тихую музыку.

У вод Кинерет я просидел как-то всю ночь в неизбывном удивлении, что эта неподвижная влага хранит в себе правду о многих людях, которые не хотели жить и утонули. И о том единственном из них, о назаретском раввине, который шагал по воде легко, как — по жизни глупцы, но в конце концов избрал смерть, попросив на кресте глоток влаги. И ещё у вод Кинерет я вспоминал песню про эти воды…