Читать «Повесть о глупости и суете» онлайн - страница 17

— Я и не думал… — вставил Займ.

— А это видно! — перебил я его. — И не перебивайте! Политики и журналисты осквернили мир, потому что продались толстосумам: народ уже не способен размышлять — только верить! «Поверьте этому, поверьте другому! Новые факты да новые истины!» Истина, видите ли… Чёрт! Опять — «видите ли»! Истина не меняется, господа! Извините, — «девушки»! Истина остаётся всегда и везде истиной, так же, как не меняется нравственность! Меняются — да! — заблуждения, и меняются из поколения в поколение! Так же, как меняется во времени не нравственность, — нет! — а формы безнравственности! А слова мешают пониманию, слова — это наркотик! Так считал даже Киплинг, а Киплинг, дорогие девушки, то есть — не только девушки, а вообще все, то есть, и дамы и господа! Киплинг, дорогие мои, хотя тоже писака, но классик!

Обратив внимание, что даже старушка смотрела на меня уже обожающими глазами, Займ пошёл на мировую:

— Давайте закругляться! Если я и политик, то политика у меня простая: людям пристало жить в мире и даже, знаете, дружить…

От призыва к миру мне стало не по себе — тем более, что si vis pacem para bellum, то есть, перевёл я в уме, если хочешь мира, — а особенно, если не хочешь его, — готовься к войне. И всё-таки, повинуясь античной традиции, я остановил меч над грудью поверженного гладиатора в пенсне и вскинул глаза на Джессику с Габриелой: ваше слово, девушки; впрочем, не надо слов, для понимания достаточно жеста — пальцем вниз или пальцем вверх!

Сигнал поступил из забытого источника.

— Дорогой! — произнёс Мэлвин Стоун и поднялся с кресла. — Умоляю вас, не надо мира! Вам есть что сказать!

— Ещё как есть! — вздохнул я и с радостью взмахнул мечом. — Профессор, если б вы и были Платоном, а мы с вами стали бы вдруг непонятно почему дружить, то вот что сказал бы я urbis и orbis, городу и миру: «Amicus Plato sed magis amica veritas!» Дружба дружбой, но истина дороже!

Займ рассмеялся и стал аплодировать.

Женщины — с серьёзным видом — мгновенно к нему присоединились, а Мэлвин Стоун, захлёбываясь от восторга, выкрикнул:

— Cogito ergo sum!

10. Путь к веселью лежит через веселье

Не выдержал теперь и я — прыснул со смеху. Займ затопал ногами и затрясся в хохоте. Вокруг Стоуна сгрудились пассажиры с задних кресел, не желавшие упускать своей доли веселья — улыбались той напряженной улыбкой, когда готовишься грохнуть со смеху по любому поводу. Займ смеялся так заразительно, что осклабился даже Стоун, недопонимавший причину неожиданного веселья.

— А что, Джейн, не так? — пригнулся он на корточки перед Джессикой. — Я сказал неправильно?

— Правильно, правильно! — хохотал Займ, отирая кулаком повлажневшие глаза. — Cogito ergo sum!

— Конечно, правильно! — обрадовался Стоун и тоже начал смеяться, посчитав, вероятно, что недооценивает своё остроумие. — Cogito ergo sum! Мыслю, значит, существую… Прекрасно ведь сказано! — похвалил он себя и рассмеялся смелее. — И вовремя…

Теперь уже смеялись все. Просто потому, что смеялись все. А смеялись все потому, что стадный и беспричинный хохот — естественное состояние людей, догадавшихся, будто путь к веселью лежит через веселье.