Читать «Фрам — полярный медведь» онлайн - страница 95

Вытянув лапы на своем прозрачном плоту, Фрам положил на них морду. Хрустальные стены уходили все дальше и дальше…

А Нанук все еще стоял, как вкопанный, не решаясь ни бежать, ни подать голоса. Он только шевелил руками, словно желая удостовериться, что они еще не оледенели, да еще тер кулаками глаза, чтобы убедиться, что все происшедшее не было сном.

Когда наконец к нему вернулся голос, Фрам был уже далеко в открытом море. Льдина несла его к другим островам.

А позже, когда Нанук рассказал о случившемся с ним неслыханном происшествии, ему никто не поверил и он в скором времени прослыл таким бессовестным лгунишкой, каких еще никогда не бывало среди ребят Заполярья.

XVI. ЭПИЛОГ

Свистела пурга, поднимая смерчи снежной пыли, стоном отдавалась в ледяных утесах, в скалах и торосах, с воем гуляла по белой пустыне.

Все смешалось. Небо слилось с землей, льды с водой. Снежной буре не видно конца. Осталось ли еще где-нибудь ясное небо? Есть ли еще где-нибудь уютный дом с открытой топящейся печкой, к которой тянутся тонкие детские ручонки, чтоб их согрело трепетное пламя? Есть ли еще где-нибудь люди, которые жалуются на жару, покрываются испариной и обмахиваются платком?

Все, казалось, замела разбушевавшаяся стихия, похоронила под снегом. Всем Заполярьем завладел белый ураган, с ревом перегонявший сугробы с одного конца в другой. Над островами, разводьями и ледяными полями.

Двое подползли на четвереньках к вздыбленной льдине. Они надеялись найти здесь убежище. Однако убежище оказалось обманчивым. Пурга заметала их снегом, люди боролись с ней, стараясь не задохнуться. Но стоило высунуть из сугроба голову, как в лицо им ударяла тонкая, словно толченое стекло, колючая снежная пыль и забивала глаза и рот.

Их все больше сковывал мороз.

— Эгон, ты еще чувствуешь руки?

— Нет, Отто, давно уже не чувствую. Ни рук, ни ног…

Им приходилось кричать: из-за воя пурги они не слышали друг друга. Усилие это было мукой для изнуренных, обессилевших людей.

— Хлопай в ладоши, Эгон! Хлопай, не переставая, в ладоши. Шевели пальцами, разгоняй кровь! Если кровь застынет — конец!

Его товарищ только простонал в ответ. Некоторое время оба молчали. Слышалась лишь дикая свистопляска пурги, тараном бившей в торос, под которым они искали защиты, и крутившей смерчи из стеклянистой снежной пыли.

— Эгон… Слышишь, Эгон? Я думаю о том, что меня дома ждут двое ребят. Никогда я их больше не увижу! Никогда… Марии скоро будет два года. Через две недели… Она забудет слово «папа». Слышишь, Эгон? Она забудет слово «папа»…

Эгон попробовал ответить, но пурга заткнула ему рот, залепила глаза. Да и стоило ли говорить? Что он может сказать?

И его дома ждет дочка. Может, она сейчас греется у открытой печки и думает об отце: «Что-то он теперь делает, мой папа?» Или разучивает экзерсисы на фортепьяно… Она уже большая. Ей минуло семь. Ходит в школу. Ее фотография спрятана у него под крышкой часов. Но к чему сейчас все эти воспоминания? Все потеряно! Разумнее просто ждать смерти, потому что спасение невозможно; оно не может прийти ниоткуда, ни от кого.