Читать «Фрам — полярный медведь» онлайн - страница 21

Чезар Петреску

Не будем говорить о попугаях. Эти говорят сами за себя!.. Говорят на разных неизвестных языках — на языках стран, где их поймали, откуда их прислали сюда.

Вокруг клеток с обезьянами вечное веселье. У них старушечьи лица и безволосые ладони. С ними никогда не соскучишься. Дурачествам нет конца. Обезьяны цепляются за решетку и протягивают руку за подачкой. Одна умеет колоть орехи и очищать их от скорлупы; другая, если вы попробуете ее обмануть, подсунув пуговицу от пальто, запустит ею вам в голову, сделает вас всеобщим посмешищем; третья строит толпе рожи; четвертая научилась смотреться в зеркало. Находятся даже такие, которые ковыряют в зубах зубочисткой или требуют гребешок, чтобы сделать себе прическу, как у укротителя львов.

Некоторые из них величиной не больше кулака. Зато горилла больше первобытного волосатого человека, пещерного жителя.

Горилла всегда грустная. Она медленно ест бананы или апельсины, задумчиво чистит их и бросает корки — может быть, вспоминает тропический лес, где родилась и куда никогда больше не вернется.

В другом крыле помещаются клетки с дрессированными, выступающими в цирке животными: львами и тиграми, слонами, собаками, зеброй и даже змеями, которые поднимают голову и раскачиваются в такт музыке, когда индус в чалме играет им на рожке.

Клетки тут выше и вместительнее. Уход за животными лучше и кормят их сытнее. Публику сюда иногда не пускают, чтобы не утомлять и не раздражать зверей перед представлением.

Здесь в самой высокой и просторной клетке когда-то помещался Фрам, белый медведь.

Не нужно было закрывать за ним дверцу клетки, запирать ее, как у других, на засов или вешать на нее замок. Он запирал ее сам. А если, случалось, его забудут напоить, Фрам открывал дверцу и самостоятельно отправлялся туда, где можно было утолить жажду. Люди пугались и с криком шарахались от него в сторону, а он невозмутимо шел на задних лапах требовать свою порцию воды, потом так же спокойно возвращался в клетку.

Теперь Фрама здесь уже нет. Его переселили в глубь зверинца, где живут самые упрямые и тупые звери, не поддающиеся никакой выучке.

Он лежит спиной к публике.

Некоторые зовут его по имени, стараются соблазнить апельсинами, булками, бубликами или бананами, но все напрасно.

Фрам даже не поворачивает голову. Положив морду на вытянутые лапы, он лежит в самом темном углу с закрытыми глазами, будто спит.

Но он не спит.

Он хочет понять, что с ним произошло, и не может. Не может потому, что мозг самого умного животного не в состоянии постигнуть и тысячной доли того, что сознает и объясняет себе человек. Но все же что-то туманно ему вспоминается.

Когда-то он был искусным гимнастом и эквилибристом. Умел шутить и понимал людские шутки. Любил детей и был любим детьми. Любил аплодисменты, и публика всегда ему аплодировала.

Но голова его внезапно опустела. Он забыл все, что знал. А теперь его посадили сюда, в самую темную часть зверинца, среди ревущих, мычащих, ворчащих зверей, которые после стольких лет все еще не привыкли и людям и не желают на них глядеть, когда те подходят к клеткам.