Читать «Потом» онлайн - страница 30

Хриплое дыхание и топот погони преследовали ее попятам. Золотинка удачно, одним броском проскочила пролом, рванула, оставив клок платья, и понеслась дальше, не чуя ног.

А пигалики вдруг отстали. Они как будто бы остановились и повернули назад, но очень скоро уже показались снова — возвратились в большом числе и с фонарями.

Задыхаясь удушливым дымом, Золотинка слышала чужой кашель и видела мутные огни. Смрад, запах горелого разъедал глаза, текли слезы. Золотинка содрогалась, удерживаясь, чтобы не раскашляться. Она плутала наугад, слышала пигаликов и позади, и впереди себя, со всех сторон, кажется… И голоса пропадали, чтобы объявиться снова.

Золотинка толкала все двери подряд, какие встречались, и, когда попалась незапертая, вошла. Посветив Сороконом, она нашла ступени вниз и опознала длинное сводчатое помещение, загроможденное бочками. Воздух застоялся тяжелый, но все же почище был, чем в коридорах. А Золотинка чувствовала, что угорела — голова шла кругом и прослабли ноги. Сил хватило пробраться в дальний закуток и присесть.

Преследователи возвестили о себе кашлем — им тоже приходилось несладко. Кладовая осветилась.

— Что теперь? Упустили? — сказал кто-то.

В горьком тумане застилавшем промежутки между составленными друг на друга бочками, побежали тени.

— Отворить ворота и норы, мы задохнемся.

— Ничего не остается. — Различались несколько голосов и все разные. Вполне человеческие голоса — не писклявые. Кажется, людишки остановились или присели, испытывая потребность отдышаться.

— Происки Рукосила. Никто мне ничего не докажет. Без Рукосила не обошлось.

— Эка хватил: Рукосил! Когда бы это было во власти Рукосила — вызвать искрень! О! Братец ты мой, да он бы уж всю Слованию головней покатил. И до нас добрался.

— Но, ребята, ведь искрень! Пусть мне голову оторвут — искрень! Откуда? Чтоб я что-нибудь понимал!

— И понимать нечего — это война! Кончились спокойные денечки. Семидесяти лет спокойной жизни как не бывало. Война, ребята. Никто уж не помнит, что это такое, а я вам говорю: война! Готовьтесь к худшему. Худшее впереди!

— Но если это колдунья… Удушил бы собственными руками!

— Подожди душить, — возразил кто-то со смешком, — я открываю.

Протяжно заскрипело. Казалось, что скрип уже никогда не кончится… и стихло. Дохнуло свежим воздухом. Сырым воздухом подземелья, но свежим, без гари.

— Мазуну плохо, ребята! — заметил кто-то из пигаликов. Они озабоченно загомонили, укладывая товарища на сквозняке. И между тем снова вернулись к тому, что занимало помыслы.

— Ты прими в соображение: она запустила искрень, так? Ребята, искрень! Вы хоть понимаете, что это такое? Все, ребята, конец! Против искреня нам не постоять всей Республикой…

— Не мели ерунды!

— Это не ерунда. Не ерунда это.

— Я готов умереть, — сказал кто-то, кто прежде не принимал участия в разговоре. И так просто сказал, что все смолкли.

Золотинку подмывало признаться. Вот так вот встать из-за бочек и сказать, что никакой войны не будет. Потребность признаться была сродни тому желанию, которое возникает на краю пропасти — прыгнуть.