Читать «Возвращение Заратустры» онлайн - страница 30

Пожалуй, и прощение есть благо и следствие благого намерения. Но прощает тот, кто не знает лучшего, и говорящий: я тебя прощаю — говорит: ты сделал зло.

Воистину, простить значит упростить! Ибо как же просто становится жить, когда в мире есть зло! И прощать во все времена было проще, чем понимать.

Итак иди и пойми брата твоего и пойми до семижды семидесяти раз, и благо тебе, если всякий раз поймёшь ты в нём нечто новое. Впрочем, пойми и врага”.

Так говорил Заратустра.

О цели и конце жизни

“Я, как всякая жизнь и живая душа, есмь лишь движения и обратные связи. Кружево связей, вяжущих друг друга и самоё себя, кружево движений, самоё себя и друг друга движущих и всякую излучину их делающих всё более кривой и лукавой — вот что есмь я.

О, если бы я мог быть как камень, что есть белый цветом и прямой углами! — тогда бы я был. Но меня нет, как нет и всякого, кто не сделался ещё надгробием самому себе, как нет ни его, ни её, ни тебя. Воистину, мы суть движения и связи и кривизна.

Всякое из нас, сущее как движение и связь и кривизна, некогда остановится и развяжется и выпрямится. Имя этому: смерть.

Но смерть ждёт и всякую каплю дождя, взрастившую себя вокруг пылинки и низринувшую себя из тучи к тучной земле и водам её — и даже к морю. Много ли в том беды? — ведь капля рождается ещё и ещё!

О, если бы я мог быть как капля, как капля, что точит и камень! Ибо не сказано: точат, но: точит. Если бы я мог быть как капля, что есть одна во всём и всяком дожде и рождается вновь и вновь тысячами и тысячами! — тогда бы я был. Но меня нет, как нет и всякого, кто единожды родился и единожды умрёт и не сделался ещё бесконечным повтором самого себя. Воистину мы суть неповторимые — что нам все движения и связи и кривизна жизни, когда они уйдут вместе с нами навсегда?

Нет ли однако и в нас некой капли, что повторяла бы самоё себя и стала бы тем самым одна во всей и всякой жизни и живой душе?

Есть! — более того, целое море, и имя этому морю: род. Иные называют его кровью, иные же семенем, и были такие, что дали ему имя зародышевой плазмы.

Род есть древнейшее, и всякая капля и всякий ген его вечен. Вот, есть во мне вещество и салат, что бежит само по своим зубцам и зазубринам, отчего мышца моя сокращается. Не то же ли вещество и амёбу в микроскопе заставляет плясать её ложноножками? Да — и капля и ген им един.

Итак, в роду всякого Заратустры достаточно амёб и крыс и лобковых вшей.

И Заратустра, как вошь и амёба, умрёт и приложится к народу своему, и не станет его ещё больше, чем нет его сейчас. Но капля сия малая, что была и в нём, есть от века и пребудет вовеки. Равно и всякая другая; так будет, если сами мы сего не сломаем.

Итак, мне ли скорбеть о себе самом? — ведь меня нет! Но о каплях ли рода моего скорбеть мне? — ведь они пребудут, если продолжу род мой. И не я хочу продолжения рода, но сам род и капли его хотят продолжения — через и сквозь меня!