Читать «Чагудай» онлайн - страница 12

Александр Ермак

Я отчаянно вопросил:

— Что же делать?

Пойгу глотнул:

— Бежать тебе надо отсюда, Николай. Бежать. Пока голова еще соображает и пока тебе ее не проломили.

— Да я сам кому угодно…

— Вот-вот… — смотрел на меня Пойгу умными грустными глазами.

— А вы?

— А мне уже поздно.

— А почему раньше…

Он снова отхлебнул из фляжки:

— А раньше, раньше у меня и мысли такой не было — бежать. Думал, я — такой умный, сильный — справлюсь с Чагудаем. Но он оказался сильнее.

— Сильнее?

Учитель вертел в руках фляжку:

— Ты знаешь, я тоже чагудайский. Как ты, здесь родился. Вырос. Как ты, над жизнью размышлял. Хотел и других людей научить думать. Поступил в институт в Шольском. Учился хорошо, и меня там в школу хотели взять на работу. А я домой в Чагудай вернулся. И знаешь, поначалу все вроде получалось. На уроках мы с ребятами спорили. После занятий ставили спектакли. На них приходили родители… А еще в школе организовали краеведческий музей. Во дворе у нас была опытная станция по растениеводству… Конечно, не все учились хорошо. Но на лучших равнялись. Даже двоечники носили в кармане носовой платок. И никто в школе не матерился…

Пойгу еще отпил и задумался, видимо, вспоминая. Я спросил:

— А деревяшки и стекла у забора, это от той станции по растениеводству?

Учитель кивнул:

— Да, остатки… Тогда я был почти счастлив в этой школе. Но потом в классы пошли дети «вербовки». Они вели себя так же, как и их родители. Ругались, курили, дрались…

— И у нас были Поташ и Д ы ра…

— Да, Поташ и Дырин… Я ходил по домам. Разговаривал с матерями и отцами, если они не были пьяны. Одни мужики мне водки наливали. Другие с кулаками лезли — думали, что я так к их женам подкатываю. И ничего, ничего у меня не получилось. Мы играли по разным правилам. Я пытался сеять разумное, доброе, вечное… А «вербовка» живет намного проще: «Не верь, не бойся, не проси…» Это тюремное правило. Ограниченные люди живут в ограниченном пространстве и имеют ограниченные правила. В тюрьме нельзя мыслить — иначе сойдешь с ума от того, что нет возможности надуманное куда-либо с толком приложить. Люди привыкают к ограничениям, к тюремным правилам и потом хотят по ним — простым и понятным — жить на свободе. И живут по ним не только сами, но и вынуждают следовать им всех других. Когда тебя бьют, ты же не можешь отвечать словами.

— Да уж, — вспомнил я драку с Юркой.

— Вот так и навязываются самые простые правила. Они понятны, удобны для большинства людей. Из тюрьмы они разносятся, проникают, внедряются повсюду. В школах, в училищах, в армии… Если ты вежливый — значит слабый. Если не бьешь — значит слабый. Если просишь о чем-то — опять же значит слабый…

Я был потрясен:

— Но ведь это страшно — никому не верить, ни на кого не рассчитывать — только на собственные кулаки…

— Но зато ведь и не надо думать… А если, Коля, не можешь не мыслить, то это твои проблемы. И мои. Я вовремя не уехал. А ты уезжай, беги…