Читать «Заговор маршалов. Британская разведка против СССР» онлайн - страница 92

В то же время в этой - весьма спорной - книге он умолчал о своих подлинных заслугах: например, он лишь мельком упоминает о раскрытии японского кода, за что его представили к высокой награде, которую он так и не получил. Кривицкий не упомянул, что это была самая опасная операция в нацистской Германии. Он отказывался напрасно рисковать жизнью людей, о которых упоминается в его воспоминаниях: ему было известно, что только за одно упоминание имени в подобной литературе можно ответить головой (забегая вперед, отметим, что предал он свыше 100 человек! - А. М.).

Но мемуарист так и не осознал, что делает ему больше чести, чем присвоение фиктивных заслуг. Чтобы успокоить свою совесть, он называл вымышленные имена убитых, но он не имел права приписывать себе их деяния».

Мне трудно сказать, чего в ее словах больше - бездонной глубины человеческого, нравственного и профессионального падения, или безбрежной фальши, наигранного сетования по поводу деятельности недобросовестных «литературных негров», или попросту злоумышленного нежелания признать, что предательство - оно и есть предательство, и сколько его ни оправдывай, как ни оправдывай, оно на века - предательство. У Мольера в «Тартюфе» есть отличные строки:

Так ничего гнусней и мерзостнее нет,

Чем рвенья ложного поддельно яркий цвет.

Чем люди, полные своекорыстным жаром,

Которые кормясь молитвой, как товаром,

И славу, и почет купить себе хотят

Ценой умильных глаз

И вздохов напрокат…

Одно только ясно сразу - даже на излете жизни, а выше цитировавшиеся мемуары Э. Порецки были написаны уже в конце ее жизненного пути, такие естественные для любого нормального человека, тем более для офицера разведки, понятия, как честь, долг, патриотизм, Родина, для нее, как и прежде для ее мужа и его дружка, были всего лишь пустым звуком. Теперь об объективности и достоверности этого источника, ибо на то есть особые причины. Дело в том, что ВТ. Кривицкий напрямую был причастен к физической ликвидации ее мужа - Игнация Рейсса, сбежавшего на Запад несколько ранее. Элизабет Порецки не только точно знала об этом, но и в связи с этим одно время испытывала особую неприязнь к Кривицкому, чего и не скрывала в своих мемуарах: «Наша старая дружба с Кривицким умерла, между нами кровь Людвига» (правильно - «Людвик», под этим псевдонимом И. Рейсе и работал в советской разведке. - А. М.).

Формально, уже только на основании одного этого факта можно было бы, по меньшей мере, хотя бы предположить, что Э. Порецки как бы мстит Кривицкому, расписав до мельчайших подробностей всю неприглядную и дурно пахнущую подоплеку происхождения его т.н. «мемуаров». Однако такое предположение следует немедленно отбросить, так как есть и объективные, независящие от слов Э. Порецки доказательства: Кривицкий всегда работал только в континентальной Европе, главным образом против Германии, в связи с чем его основным рабочим языком был немецкий (к тому же с австрийско-чешским акцентом - из-за места рождения и первичного освоения немецкого языка по месту рождения; кроме того, он владел также польским, фламандским языками и, естественно, идиш). Более того, в конце концов и сама Э. Порецки в итоге признала, что «с Кривицким отношения стали улучшаться еще до его отъезда в США».