Читать «Проснись в Фамагусте» онлайн - страница 88

Еремей Иудович Парнов

— Скажи мне правду, — взмолилась она, кое-как причесавшись и приведя в порядок глаза. — Ты жив или же умер и теперь преследуешь меня, неизвестно за что?

— Я жив, и ты это знаешь, — глухо ответил Гвидо, осторожно беря её руки в свои. — Озябла как! — он попытался согреть ей пальцы дыханием.

И это тепло, и пар из его рта убеждали сильнее любых слов. Тем более что и слова звучали как-то особенно. Да и не звучали они вовсе, а словно бы, минуя слух, под действием одного лишь взгляда всплывали в мозгу.

Как можно было не поверить таким словам!

— Зачем же ты мучаешь меня? — простонала Джой, касаясь губами его вьющихся жёстких волос. — Что я тебе сделала, Гвидо?

— Ты не мне, ты себе сделала, — вновь отозвался в ней его голос. — Зачем, ну зачем ты вышла замуж за старика?!

— Ах, опять ты об этом…

— Да, опять и опять!

— Но он вовсе не старик!

— Пройдёт пять лет, от силы десять лет, и он превратится в развалину.

— А разве я останусь на месте? Разве я не состарюсь с ним рядом, глупыш? Такова судьба человека.

— Нет, тебе ещё долго быть молодой, — убеждал Гвидо, и все в ней вторило: «Правда! Правда!» — Ты подумала, что станешь делать тогда? Как жить? Как справляться с собой, ещё молодой, неостывшей, ты задумывалась об этом? Отвечай!

«Как он прав! — обмирала внутренне Джой. — Он словно читает мои мысли!»

— По какому праву ты требуешь от меня ответа? — пыталась она противостоять на словах. — Кто ты такой, наконец?!

— Ты знаешь, — глухо отвечал он.

— Знаю, — тихо смирялась она, ибо была перед богом женой этого человека и совершила непростительный грех, дав святые обеты другому.

— Вот видишь!.. Что же ты сотворила с собой, Джозефина?

«Но разве ты не покинул меня? — хотела спросить она в свою очередь. — Разве не бросил, как старую тряпку, ради первой попавшейся?..»

И как тогда, в их мансарде на улице Кондотти, язык не повиновался Джой. Взметённые горестной вспышкой расхожие понятия «тряпка», «бросил» и то омерзительное, обидное, что вовсе не отлилось в слово, все это было чужим, посторонним. Пошлость не смела касаться её безмерной потери, пятнать грязью её безжалостно раздавленную мечту. И немота, и подкативший к горлу прилив.

— Что ж ты молчишь, моя родненькая? — всхлипывал он у неё на груди. — Я же так любил тебя!

— Ты? Любил?!

— Если ты видела, что я ошибаюсь, то почему не остановила, почему не вернула меня?

— Почему?

— Да, почему?

— Разве можно хоть что-то вернуть? Или ты не переступил через меня, мёртвую?

— И ты поверила!

— Как не поверить своим глазам!

— Лучше бы выколола мои! Отчего ты не дождалась меня? Зачем так непоправимо поспешила?

— Я не знаю, как отвечать тебе! — прокричала она сквозь слезы, растопившие смёрзшийся в горле ком. — Пожалей меня хоть немножко…

— А ты меня пожалела? Я вернулся и не нашёл тебя в нашем доме… Ты думаешь, мне было легко?

— Бедненький…

— Это всё, что ты можешь!

— Чего же ты хочешь, скажи?

— Пойдём домой.

— Но у нас с тобой нет больше дома.