Читать «Бык и копье» онлайн - страница 4

Майкл Муркок

Конь нес его через лиственные леса, окаймлявшие мыс, на котором высился замок Эрорн. Порой он уезжал так далеко, что оставался наедине с густыми зарослями вереска на мшистой почве и со стервятниками, парящими в тишине необъятного неба. А иногда он возвращался в Эрорн вдоль берега и, пренебрегая опасностью, вел коня по самому краю осыпающихся утесов. Далеко внизу о скалы с ревом и шипением разбивались белые гребни прибоя. Порой долетавшие брызги орошали лицо Корума, но он даже не чувствовал их. Лишь раз это ощущение заставило его улыбнуться от удовольствия.

Однако большую часть времени Корум не испытывал желания покидать замок. Ни солнце, ни ветер, ни порывы дождя не могли выманить принца из сумрачных залов, где когда-то обитала его семья, а потом и Ралина – когда-то они были наполнены любовью, смехом и весельем. А порой Корум даже не вставал с кресла. Высокий, стройный, он, вытянувшись, лежал на диване; сжав кулаки, клал на них красивую голову, и миндалевидный желто-красный глаз смотрел в прошлое, в то прошлое, которое постоянно затягивалось туманом, а он отчаянно боролся за былое, пытаясь вспомнить каждый день, прожитый с Ралиной. Принц великой расы вадагов скорбел по смертной женщине. В замке Эрорн никогда не водилось привидений до того, как в нем появились мабдены.

В дни, когда тоска отступала, ему иногда хотелось, чтобы Джери-а-Конел не покидал эту плоскость, ибо Джери, как и его самого, тоже можно было считать бессмертным. Он, самовольно окрестивший себя Спутником Героев, похоже, был способен по своему желанию перемещаться по всем Пятнадцати плоскостям бытия, будучи проводником, опорой и советником в зависимости от того, в какой личине выступал Корум. Именно Джери-а-Конел сказал, что он и Корум вместе представляют собой разные воплощения Вечного Воителя, а в башне Войлодиона Гхагнасдиака он встретил две другие инкарнации Воителя – Эрекозе и Элрика.

С рациональной точки зрения Корум мог принять эту идею, но эмоционально отвергал ее. Он был Корумом и никем иным. И у него своя судьба.

У Корума хранилось собрание холстов Джери (большинство из них были автопортретами, но некоторые изображали Корума, Ралину и маленького черно-белого крылатого кота, которого Джери повсюду таскал с собой, как и свою шляпу). Корум, когда им овладевала меланхолия, разглядывал портреты, вспоминая старые времена, но постепенно ему начинало казаться, что на портретах изображены незнакомцы. Ему приходилось делать над собой усилие, чтобы думать о будущем, планировать дела, но все его намерения ни к чему не приводили. Как бы он ни детализировал планы, какими бы убедительными они ни были, Корум помнил о них не дольше пары дней. По всему замку Эрорн валялись неоконченные поэмы, незавершенная проза, разорванные листы нотной бумаги, начатые картины. Мир превратил мирного человека в воина, а затем оставил его, поскольку сражаться было не с кем. Такая судьба выпала на долю Корума. Ему не приходилось возделывать землю, ибо вся пища вадагов росла в пределах замка. Недостатка в мясе и вине не было. Замок Эрорн производил все, в чем нуждались его немногочисленные обитатели. Много лет Корум отдал производству искусственных рук, используя то, что он видел в доме доктора в мире леди Джейн Пенталлион. Теперь у него был большой выбор конечностей, все наилучшего качества и служили ему не хуже, чем рука из плоти. Его любимая искусственная рука, которой он пользовался чаще всего, напоминала гибкую боевую рукавицу из серебра с филигранью – она была просто копией той руки, которую граф Гландит-а-Краэ отрезал около ста лет назад. И доведись ему услышать призыв к бою, эта рука надежно держала бы меч и копье или же натягивала бы лук. Мельчайшие движения мускулов культи, оставшейся на месте кисти, позволяли ей делать все, что под силу настоящей руке, и даже более того, ибо хватка ее была крепче. Во-вторых, он обрел способность одинаково владеть обеими руками – правая рука действовала так же безупречно, как и левая.