Читать «Том 10. Произведения 1872-1886 гг» онлайн - страница 297

Лев Николаевич Толстой

«Старое и новое» — так озаглавлены два фрагмента начатого романа. Столкновение старого и нового составляет, в сущности, идейный стержень всех отрывков.

Была и еще одна — полемическая — цель в обращении Толстого к эпохе Петра. То новое, что в 60-70-е годы стало для России неизбежностью капиталистического развития, отрицалось им в корне. В современной жизни, в отличие от Петровского времени, не старое, а новое представлялось ему пеной, миражем. Этому новому он надеялся противопоставить исконные основы крестьянского быта, которые всегда были и, по мнению Толстого, должны всегда остаться неизменными. Эта линия замысла особенно ясно воплотилась во фрагментах, относящихся к концу 70-х годов.

Роман о Петровской эпохе создан не был. От работы над ним, очень напряженной, остались лишь тридцать пять фрагментов (двадцать один относится к 1872–1873 гг., четырнадцать — к 1879 г.). В их числе находятся замечательные по художественной силе отрывки.

По большей части это писавшиеся все время заново начала произведения. Работа над ними шла одновременно с кропотливым и пристальным изучением источников, многочисленными выписками из книг, архивных материалов и т. п. «Когда я пишу историческое, я люблю быть до малейших подробностей верным действительности», — говорил о своем труде Толстой (т. 73, с. 353).

Первые (по времени создания) отрывки рисуют один из драматических моментов русской истории, «перелом жизни», — переход власти от Софьи к Петру. Выразительное сравнение с весами (терезами), которые вдруг от горсти зерна покачнулись в другую сторону, точно определяет историческую ситуацию. В центре повествования — князь Василий Васильич Голицын, на своей судьбе горько испытавший это движение весов истории, повисший в воздухе, как «соломинка, выбившаяся из-под крыши» и мотающаяся по ветру.

Глубокое проникновение в суть исторического хода событий (отнюдь не теория фатализма) чувствуется в словах, сказанных здесь о Голицыне, не вступавшем в борьбу с Петром: «…теперь на другой стороне он видел новую силу, он видел, что невидимая сила спустила весы, и с его стороны тяжести перекатывались на другую». Эта невидимая сила — неизбежный ход истории, осуществляемый народом, который «поднялся за младшего царя» (т. 17, с. 164), результат действия «толп не думающих по-своему». Ход событий сильнее предначертаний отдельных людей — эта мысль, определявшая историческую концепцию «Войны и мира», развивается и в отрывках романа о начале петровского царствования.

Толстой, правда, не считает теперь, как в 1870 году, что на стороне преобразователей была истина. «На той стороне была неправда. Правды нет никогда в делах правительства». В этих думах, приписанных Голицыну, явственно виден сам автор, который скоро придет к отрицанию всякой власти, всякого правительства, как «неправедных» — антинародных.

Всеобщей смутой захвачены все — и те, что катятся под гору, как Василий Голицын или взявшие сторону Софьи зачинщики стрелецкого бунта, и те, что с Петром идут в гору. В отрывке, рассказывающем о том, как «всю сентябрьскую длинную ночь не спалось князю Борису Алексеевичу Голицыну», дядьке и ближайшему сподвижнику молодого царя, есть фраза, которая затем станет символическим началом «Анны Карениной» («Все смешалось в царской семье»).