Читать «Тайна трех: Египет и Вавилон» онлайн - страница 15

Дмитрий Сергеевич Мережковский

А мы готовы всего лишиться, только бы не быть собою.

V

Может ли человек потерять лицо свое? Может, если лицо его — пустая личина. Могу ли я забыть, что я — я? Могу, если «я — простой узел элементов» (Эрн. Мах). Я не я, а что-то другое, безличное, бездушное — материя, механика, атом физических или человеческих «масс» — вот наше главное чувство. Воля к безличности — не быть собою — вот наша главная воля. Безумно любим себя и безумно ненавидим. Бежим от себя, как от ужаса, от пустоты, бездонно зияющей.

VI

«Меня не было, меня нет», — сказано в надгробной надписи одного древнего эллина-безбожника. Ничего лучше и мы для себя не придумаем.

«Умрем и будем, как вода, пролитая на землю, которую нельзя собрать» (Вт. Цар. XIV, 14). Нет, не будем — мы уже и сейчас, как пролитая на землю вода.

«Коммунисты шли умирать с хохотом», — сказано в одной советской военной реляции. Еще бы! Смерть не страшна тому, кто умер заживо.

Имя наше — злая шутка Одиссея над Полифемом: «Я — Никто».

Люди умирают — пустые личины сыплются с человечества, как сухие листья с дерева, и обнажается черный, страшный ствол — Никто.

VII

К умирающему Пэру Гюнту приходит Пуговичник с плавильною ложкою для неудачно вылитых, без ушка, оловянных пуговиц: «Видишь ложку? Пора тебе в нее!»

Пэр Гюнт ужасается:

Расплавиться, войти частицей, Ничтожным атомом в чужое тело, Утратить «я» свое, свой Гюнтский облик, И перестать самим собою быть?.. Нет, против этого готов я спорить, Бороться всеми силами души!

А Пуговичник смеется:

Но, милый Пэр, зачем же по-пустому Так волноваться9 Никогда ты не был «Самим собой»; так что же за беда, Коль «я» твое и вовсе распадется?.. He трать же времени, иди добром!

Так приглашает всех нас Пуговичник в ложку свою. И приглашать нечего: сами лезем.

VIII

Может быть, и вся наша планета — только неудачно отлитая, без ушка, оловянная пуговица, и огонь уже разведен, чтобы расплавить и отлить старое олово в новую форму? Об этом кое-что знает Апокалипсис, и Достоевский, «человек из Апокалипсиса». Для нас, впрочем, это лишь «бред бесноватых».

Но планета удалась, по крайней мере, в одном — в Личности. Тут уже нам нет никаких отговорок: божественная Личность, тайна Одного, открыта людям, явлена воочию. И сколько бы ни старались христоубийцы, никогда не забудет человечество, что был на земле Человек, о Котором нельзя не сказать: такого, как Он, никогда еще не было и никогда уже не будет.

IX

Тайна Отца Единого — в Сыне Единородном, тайна Одного — в Я единственном, в личности. А тайна Двух в чем?

Я знаю первичным, прежде всякого внешнего опыта, внутренним знанием, что я — я; знаю также, что есть еще что-то — не-я. И все, что не я, отрицает, исключает меня, или мной исключается, отрицается. Всякое чужое тело, входя в мое, разрушает, пожирает, убивает его или же им убивается. И так всегда, везде, кроме одной точки — Пола. Здесь, и только здесь, в половой любви, чужое тело входит в мое, и мое в чужое, не для того, чтобы разрушить, убить, а чтобы познать друг друга, как «Адам познал Еву» (Быт. IV, I).