Читать «Куплю чужое лицо» онлайн - страница 92

Значит, суть человека – его лицо? Или то, что было за этим лицом?

Я вторгся в мир, ставший для меня чужим, пристал пьяной прилипалой и захотел, чтобы меня тут же полюбили и распахнули сердца…

Ха-ха-ха!

К утру я открыл число: среднестатистический горожанин в тридцатилетнем возрасте имеет не менее полутора тысяч знакомых. Это количество я вывел путем нехитрого арифметического действия: просто плюсовал коллективы, в которых человек жил и общался, начиная с детского сада. Затем – школа, армия, институт, работа, друзья и знакомые, знакомые друзей, родственники жены и т. д.

У меня же насчитывалось не более десяти человек, которые могли подтвердить факт моего существования хотя бы в недалеком прошлом.

Высчитав эту цифру, я понял, что нахожусь в положении старого маразматика, сохранившего ясные воспоминания детства и напрочь забывающего все нынешнее. У психиатров это называется слоистое ослабоумливание. Продолжается по нарастающей, и чем дальше, тем все быстрей разрушаются и опустошаются запасы памяти. Деградация таких старцев похожа на перевернутую осыпающуюся пирамиду: последним в памяти остается крошечный уголочек нежного детства. В конечном итоге перестаешь узнавать себя в зеркале. Впрочем, что касается зеркала – это был первый этап моей новой жизни.

Где-то около восьми утра сержант пригласил меня мыть полы в отделении. Но я отказался. Сержант сказал, что я рискую, но настаивать не стал, вывел на работу вороватого юношу. Несмотря на саботаж, мне принесли утреннюю баланду: тарелку соплевидных макарон и жидкий чай.

Перед обедом меня сфотографировали, а потом потащили на допрос. В комнате сидели двое. Мужчина в очках, невысокого роста, лет тридцати, представился сотрудником налоговой полиции Александром Ивановичем Плевакиным; второй, помоложе, похоронным голосом сообщил, что он – следователь ОВД, и назвал только фамилию – Кинжалкин.

Мне сразу объявили, что с документами моими им все ясно. И предложили сразу сознаться, где и при каких обстоятельствах я их получил. Деваться некуда: надо было рассказывать всю свою долгую нелепую историю. Иначе огромная державная машина, которая бесплатно, в соответствии с законом и по необходимости отпечатала мне вместе с новыми документами и новое лицо, точно так же бесплатно, в соответствии с законом и по необходимости отправит меня на тюремные нары. И стану вроде графа Монте-Кристо: без имени, биографии и надежд.

Свое жизнеописание я начал со службы в погранвойсках. Полицейский и следователь вежливо кивали, иногда в такт, иногда – вразнобой. Явно, они соперничали. Даже в своей ироничности.

Когда я перешел к афганскому периоду моей жизни, слушать меня стали с еще более скептичным видом. Первым не выдержал милицейский следователь Кинжалкин:

– Слушай, мурик, у нас такой порожняк не прохиляет. В списках Героев Советского Союза ты не значишься. А фуфло про подвиги в Афгане нам каждый второй жулик гонит…

– А вы можете проверить, у меня в удостоверении офицера запаса все записано.