Читать «Тетрадь вторая» онлайн - страница 43

Наконец, видя всё то же методическое, как из сна, движение: вниз, вверх, через голову, спросила: — «Почему же он не кричит?» Но как-то не испугалась.

Да, что — мальчик узнала от В. Г. Чириковой, присутствовавшей при рождении: — «Мальчик — и хорошенький!» И, мысленно сразу отозвалось: — Борис!

Наконец, продышался. Выкупали. В 1 ч. пришла «породильная бабочка». Если бы не было Альтшулера погибли бы — я-то не наверняка, но мальчик наверное.

Никогда не забуду его доброго проникновенного голоса: — «Скоро родится, Марина Ивановна...»

<Пробел в несколько строк >

Говорят, держала себя хорошо. Во всяком случае, ни одного крика. (Все женщины: — Да Вы кричите! — Зачем? — И только одна из них на мое ( — Ну как?) тихое: «Больно». — И нужно, чтобы было больно. Единственное умное слово, а любила меня — больше всех (А. И. А<ндреева>).) В соседней комнате сидевшие утверждают, что не знай — что, не догадались бы.

* * *

Sonntagskind — будет понимать речь зверей и трав. Mittagskind — но в Mittag’e уже Sonntag: зенита. Flammenkind —

Flamm’ wird alles was ich fasse

Kohle — alles was ich lasse —

Flamme bin ich sicherlich!

* * *

И (материнская гордость) — особый огонь: синий.

* * *

У Георгия было семь нянь: волчиха-угольщица, глядящая в леса, А. И. Андреева, В. Г. Чирикова, Муна Булгакова, Катя и Юлия (!!!) Рейтлингер. Чешка — цыганка — волжанка — татарка — и две немки. (Городок Reutlingen, либо на Неккаре либо на Рейне). Причем одна из этих немок — православная (лютая!) монашка, в черной рясе с широченным ремнем, строгая до суровости и суровая до свирепости — иконописица — сидела и три часа подряд молча терла наждаком доску для иконы, чем окончательно сводила меня с ума. Воплощение чистейшего долга, во всей его неприкрашенности, ничем-не-скрашенности и безрадостности. Сидел протестант, больше — солдат Армии Спасения и выполнял свой долг.

Муна Б. (татарка) была как тень и наверное думала о своем несбыточном сыне от Р<одзевича> — о котором — немножко — с снисходительной над собой — и ним — и всем — улыбкой немножко думала и я (не забыть записать этой дичайшей сцены ревности, в кафэ, когда узнал, что у меня будет сын. Сначала — радость, потом, когда сообразил — ревность. Но всё это смыто ПОТОКОМ КРОВИ РОЖДЕНИЯ.)

Муна Б. при ребенке напоминала татарскую невольницу — «полоняночку» — м. б. даже ту, разинскую — черные бусы глаз создавали чадру... Инородческая тишина над тайной...

В. Г. Чирикова (актриса, волжанка) кокетничала как всегда со всеми и всем, старая актриса просто — играла: в молодую мать (это я без злобы, она и молодой матерью будучи — играла, доигрывала) в молодое материнство, всё равно чье, ее или мое... — А он прехорошенький! Почти что — горбоносый! А ноздри! ноздри! Прямо — Шаляпин — наполняя комнату и, мне, голову жестами рук в браслетах и всплесками юбок искусственного шелка, особенно свистящего.