Читать «Пелко и волки (сборник)» онлайн - страница 116

– Где взял?!

– У собаки… из зубов вынул… – простонал тот и разревелся. – Только не он это! Не он!..

Вырвался, заплакал уже в голос и побежал прочь, спотыкаясь. Налетел на меня и уткнулся носом мне в грудь, вздрагивая, будто от боли. Я его обнял. А люди плотно придвинулись к Жизномиру, разглядывая улику, и почти сразу кто-то яростно закричал:

– Да это от плаща кусок, что Гуннар Чёрный носит!..

Услыхав такое, я прямо задохнулся. Да как сразу-то не догадались? То правда – кому бы держать зло на Добрыню, если не ему?.. Думал, разорвут их всех на куски, Гуннара и других, здесь же, у пожарища, и кому какое дело, что они помогали тушить! Вор всегда громче всех кричит, чтобы вора держали!.. Но радовался я рано. Мореходы мгновенно ощетинились мечами, смыкаясь в круг, да и княжьи бросились между ними и нами.

– Стойте вы!.. – раскидывая руки, что было мочи закричал Жизномир. – Негоже так! Суд надо судить!..

Это многих образумило. Действительно, негоже без Правды, без суда. Надо же хоть выслушать, что скажут!

Мой Добрыня вышел вперёд других. Обгорелые волосы перьями торчали из-под шапки. И бабушку Доброгневу несли мимо на чужом плаще, в чужой дом.

– Ты, тать заморский!.. – сказал он Гуннару Сварту. – Ты почто избу мою сжёг?!.

Страшно было на него смотреть! Гуннар тоже подался вперёд, раздвинув своих. Кажется, он один среди них был безоружен. Он отозвался:

– Это вправду мой плащ, но твоего двора я не поджигал.

– А кто же, если не ты? – спросил кожемяка, и голос задрожал не от горя, не от обиды – от ярости, готовой вырваться из узды. – Кому ещё понадобилось?

Гуннар покачал смоляной головой:

– Я не знаю. Надо подумать.

– Думай!.. – уже во весь голос крикнул Добрыня. – На суд тебя, разбойника, призываю прилюдно!..

Вот на том и порешили тогда. Идти до утра Добрыне к соседям, вызвавшимся приютить, а урманам – на княжеский двор, где они так и жили в гостях. А назавтра сойтись им друг с другом перед князем, судиться судом. Там видно станет, кто перед Правдой чист, а кто лжой себя измарал. Утро, оно вечера мудреней…

– Слыхала, что ли? – сказал Жизномир сестре. – Иди-ка домой!

Я ждал, спрячется Найдёнка за широкую Добрынину спину да закричит оттуда с плачем – никуда, мол, с тобой не пойду! Да у людей защиты попросит. Не так вышло. Гордо ответила, спокойно:

– Дом мой сгорел, Жизномир. А пойду туда, куда муж меня поведёт. И не ты теперь мне указ!

И рука её приросла к усмарёвой обожжённой ладони – не разорвёшь! У Жизномира прямо скулы свело, и я перепугался: как начнёт спорить с ней да доказывать, что всё лжа, да выспрашивать, кто, мол, свадьбу-то видел? Но он не стал перечить сестре. Я потом только понял: не посмел…

Княжьи ушли обратно к себе, увели с собою урман. А мы долго ещё бродили по пепелищу, остывавшему на морозе, ворошили палками шуршавшие головни: может, уцелело хоть что?

Дым развеялся, и снова светила луна, а к ней подползали от края земли тёмные облака. И я заметил, как сбоку кострища, из кучи обгоревшего корья, что-то блеснуло. Разгрёб ногой мокрую, уже смерзавшуюся золу – и из-под неё глянул на меня мой меч. Дерюжка вся истлела в огне, но само лезвие даже не потемнело. Не приняло на себя ни копоти, ни грязи. Так-то: меч боевой, это не куколка берестяная и не мячик кожаный, от которого, поди, праха теперь не осталось!