Читать «Ничего, кроме настоящего» онлайн - страница 168

– Работай, я тебя подожду, – "успокоила" она меня.

После второй песни ко мне подошло пьяное тело. Оно сунулось ко мне носом в ухо и бормотнуло:

– Братан, а "Утки" можешь? – и высыпало мне на колени горсть купюр. Я прикинул – это раза в два превышало мой гонорар за целый вечер работы. Я молча сгрёб "парнас"12 в карман и кивнул головой.

Тело побрело к столику, а я запел:

В плавнях шорох, и легавая застыла чутко…13

Половины слов я не помнил, и заменил их по ходу жутчайшей отсебятиной. Впрочем, никто этого не заметил – народ был в кондиции.

На "Уток" отреагировали живо – хлопали, топали, орали: "Давай ещё чё-нибудь!" Тогда я пошёл по Розенбауму – "Белым полем дым",

"Гоп-стоп", "Вальс-бостон"… И снова ко мне подползло тело и, сунув мне в руку горсть мятых кредиток, потребовало:

– "Утки" давай!

"Утки", так "Утки". Я снова спел "Уток". И пошёл в зал. Идти за столик, где меня ждала Марина, не хотелось. Я вышел на улицу в густой осенний туман. С наслаждением втянув в себя сырую прохладу, я закурил. Приятно было вот так стоять, подрагивая, и чувствовать на лице холодные капельки дождя. Осень брала своё.

– Убегаешь? Боишься? – мне на плечо легла узкая ладонь.

Я обернулся и посмотрел Марине в глаза:

– Боюсь. Ни к чему мне эти игры. Найди себе противника поинтересней.

– А-а-а! Понимаю! – она взяла мою руку и постучала ногтем по обручальному кольцу, – мы приверженцы патриархальных семейных радостей.

Я отнял руку и пошёл в зал. Ко мне подбежала дама бальзаковского возраста, увешанная драгоценностями, и зачастила:

– Хороший мой, а спойте что-нибудь лирическое, чтобы за душу брало. Романсик, или что-то в этом роде. А?

– Сделаем, – я взял гитару и направился к сцене.

– Нет, пожалуйста, за наш столик. Так сказать, в узком кругу, – она потянула меня за рукав к столику, откуда призывно скалилась целая кодла расфуфыренных мадамей.

Я покорно расположился возле них, и принялся пронзать их истосковавшиеся по романтике сердца суровыми сердцещипательными романсами. "Девочка из Нагасаки", "Устал я жить в родном краю", белогвардейщина разная… Слёзы вперемешку с соплями. Оказалось, это то, что нужно.

Отпустили меня не скоро. Я вдрызг изрезал себе пальцы струнами – инструмент был чужой и непривычный. Когда я, наконец, сбежал от этого дамского кружка и расположился у себя за столом, ко мне снова подсела Марина. Она молча положила передо мной купюру. Я недоумённо воззрился на неё:

– Это ещё что?

– Хочу заказать песню. Спой для меня что-нибудь. Только для меня.

– А если я откажусь?

– Ты не можешь отказаться. Я такой же гость, как и все остальные, и петь для меня – твоя работа.

– Ладно, – я смёл деньги со стола и бросил себе в карман. – Чего хочешь?

– Мне всё равно. Спой то, что тебе самому хочется спеть. Хотелось бы услышать что-нибудь твоё.

– Мои песни не предназначены для исполнения в кабаках.

– Какие мы гордые, – специально, что ли она выводит меня из себя?

– Какие есть.

– Тогда пой, что хочешь.

Я спел ей "Мусорный ветер"14. Просто потому что устал орать и хотелось передышки. Она слушала, положив подбородок на кулаки, и глядела на меня, не отрываясь. Когда я закончил, она поднялась: