Читать «Один над нами рок» онлайн - страница 56

Самое интересное: в этом дворце у Дантеса живет Пушкин! Сначала

Сашок уехал в Африку, где пробуждал добрые чувства у воюющих племен, но, получив сообщение, что Дантес теперь официально

Данте, помчался к нему. Их теперь не разольешь водой, которой, кстати, в таком количестве, как в Венеции, нигде нет. Ночами, рассказывают, они катаются по каналу на турбовинтовой личной гондоле и, попивая кьянти, распевают песни – Пушкин неаполитанскую: “В легкой лодке на лагуне поплыву я в свете лунном…”, а Данте: “Боже, царя храни…” Он ударился в религию, регулярно посещает церковь и жертвует большие деньги монахам, чтоб они упрашивали в своих молитвах Господа Бога принять, в виде исключения, в рай одного атеиста… СашкаЂ…

Никуда не уехал и вовсю процветает толстячок. Покидая цех, мы подарили ему всех оставшихся черепах, и он, заключив договор с главврачом, переселил их в психушку. И она теперь черепахами кишит. Толстячок с главврачом развернули мощное производство, выпускают черепаховую тушенку, черепаховую колбасу, пакетики с черепаховым супом; открыли в городе ресторан, где фирменное блюдо – шашлык из черепашины. А из панцирей делают оправы для очков, портсигары, мундштуки и даже дуршлаги. Вся их продукция украшена уже ставшим знаменитым фирменным знаком: на древнеегипетском блюде череп с пулей во лбу…

Разбогатели они сказочно. Кабинет устроили себе просто царский: весь в коврах и компьютерах. С потолка свисает люстра из горного хрусталя. А над их общим письменным столом мореного дуба – два портрета. Большой – Пушкина, снятый с заводской Доски почета, и маленький – Вяземского, с советского паспорта. Но оба – в золоченых рамах из красного дерева.

Однако важнее всего следующее: в нашей психушке теперь самый высокий по стране процент выздоравливаемости психов. Главврач больше не впрыскивает им в мозги отвары растительного происхождения, а просто заставляет вкалывать по двенадцать часов в сутки. Профсоюзы пытались подать на него в суд за нарушение конституции, по которой рабочий день в стране – восьмичасовой.

Но он заявил судьям: у меня не рабочий день, а трудотерапия.

Собираюсь прописать некоторым четырнадцатичасовой, кое-кому двенадцати мало…

Выходит, это все-таки действительно великолепная штука – каторжный коллективный труд. Мало того, что набивает карманы, так еще и лечит. Я это испытал на себе: первое время после нашего распада ничем не занимался и стал заболевать: то одним, то другим, то третьим. Но как только энергично взялся за дела – все болячки как рукой сняло.

А когда еще стал писать эти мемуары, так вообще взбодрился почти до неприличия. Например, не могу идти по улице, не насвистывая во всю глотку марш из Шестой симфонии Чайковского. А вчера для потехи погнался за чужой кошкой. Два квартала бежал, не отставая, пока она в чью-то форточку не впрыгнула,- даже не запыхался…

Кстати, о нашей кошке – бывшей цеховой. Пятилетка, отведенная на испытание негой, истекает, и кошка, живущая теперь у толстячка с главврачом среди черепах и психов, по-моему, это чувствует. С позавчерашнего дня повадилась пробираться в кабинет и выть перед портретами. От ее воя у черепах падает рождаемость, а у психов – производительность труда, толстячок с главврачом бегают за кошкой буквально с метлой, гонят прочь, но она все равно прокрадывается и воет.